— С кем? — слегка встревожился я, подумав, что, естественно, у нее есть жизнь и помимо квартиры, работы и встреч со мной. От этой мысли стало как-то не по себе. — С кем? — уже настороженно повторил я.

— Тебя это не касается, — сказала она.

— Касается, — упорствовал я, ошеломленный таким ответом.

— Но я же не обязана отвечать, — настаивала она.

Тогда я обнял ее и прижал к себе, но осторожно, не забывая о том, какое хрупкое и прекрасное тело скрывается под этой невзрачной одеждой.

— Ты же знаешь, мы не должны этого делать.

— Нет, — выдохнул я, сердце уже готово было выскочить из груди.

Она молчала.

— Конечно же, это весьма опрометчиво, — галантно выразился я.

Внезапно мне в голову пришла мысль: а что, если Катрин снова нас увидит? Что, если (это было также вероятно) Лелия увидит нас? Посмотрел на часы.

Мимо кафе прошел коллега из отдела новостей. Я опустил голову и с отвращением понял, что если я собираюсь выступить в роли неверного мужа, то ничего нового не сделаю. Я вспомнил уортоновского Ньюланда Арчера[34], который, попав в подобную ситуацию, осознал, что ступил на проторенную дорогу, вымощенную уловками и обманом.

Я молчал, не зная, что сказать. Вокруг стоял мерный гул голосов, таксисты разговаривали с местными женщинами в спортивных костюмах.

— А какие у тебя дела с Питером? — неожиданно для себя спросил я, повернувшись к ней.

— С кем?

— С Питером Стронсоном. Литературным редактором.

— А. Я просто поговорила с ним.

— О работе?

— Да.

— Больше так не делай.

— Почему?

— Меня это раздражает, — сказал я.

— С чего бы это?

— Я не хочу, чтобы этот ублюдок печатал тебя. Еще больше я не хочу, чтобы он с тобой разговаривал.

— Но ведь и с тобой разговаривают другие. Ты принадлежишь и другим.

— Верно, — согласился я. Наши руки коснулись.

Маленькая ладонь нащупала мою руку под столом. Это принесло мне неслыханное удовольствие. Из человека я превратился в некую простую форму, наделенную жизнью, контейнер для ее причуд. Я сжал ее ладонь, потом прошелся по ней кончиками пальцев.

— Ты женат…

— Почти, — сказал я, повесив голову, словно скрепя сердце соглашаясь с очевидным.

— И она милая девушка. Мне нравится. Напомни мне, как ее зовут. Ле…

— …лия.

— Да.

Помолчали.

— Я думал о вас, сударыня, — сказал я. — Много.

Она отдернула руку.

— Я тоже думала, — отозвалась она, смотря прямо перед собой. — Думала о тебе, хотя не должна была.

— Не должна была? Или не следовало бы? — глупо переспросил я.

— Ты сам знаешь ответ.

— Да, но….

— Как это трудно. Понимаешь, когда наконец находишь это понимание, когда двое людей начинают узнавать друг друга…

«А мы начинаем?» — захотелось мне спросить. Или это просто мне показалось, что начинаем? Чувствуешь ли ты то же, что и я?

— Помнишь тот вечер, когда мы впервые встретились? — спросила она.

— Я тогда напился, — сказал я. — Я помню, как ты… По-моему, я видел тебя в коридоре. Но ты же не про это спрашиваешь, верно?

— А я тебя запомнила, — сказала она. — Очень хорошо. Ты мне показался очень смешным. Ты много говорил. И показался мне красивым.

— А ты мне кажешься… прекрасной, — произнося эти слова, я понимал, что это правда. На ее лице не дрогнул ни один мускул, словно она привыкла слышать о себе такое.

Я приобнял ее одной рукой, и она, поколебавшись, подалась ко мне, но холодно, без страсти. Моя рука покоилась у нее на талии, а Сильвия так и сидела, с прямой спиной, как будто до этого я никогда не прикасался к ней и она была согласна терпеть это. Обычное для нее чередование душевности и холодной сдержанности, естественно, зацепило меня и разозлило. Но все же я почувствовал в ней какую-то боль, грусть, которые подталкивали меня.