Финальный аккорд - Кевин Милн (2016)

Теперь дедушка плакал без тени смущения. Я ясно представил, как слезы катятся по складкам и морщинам его много повидавшего лица и капают на деревянную коробку, стоявшую у его ног.

– Я прощаю вас, – повторил он с еще большим усилием. – До сегодняшнего дня, – сказал он, выговаривая каждое слово с особой тщательностью, словно приказывая мне сосредоточиться, – эти слова остаются для меня, несомненно, самыми дорогими в моей жизни. По большому счету, я думаю, что они спасли мне жизнь так же, как это сделал Карл.

На следующее утро после завтрака меня позвали в барак, где находились задержанные немецкие солдаты. Дежурный офицер сообщил, что Оскар хочет со мной разговаривать.

– Ага, шпион возвращается, – сказал он, когда я вошел в барак.

– Что вам надо? – огрызнулся я, стараясь не встречаться с его злобным взглядом.

– Просто быть услышанным, мой юный американский друг, – произнес он.

Я сказал, что мы кто угодно, только не друзья.

– Нет? – спросил он. – Но вы были другом Карла, не так ли?

Я ответил, что я был и горжусь этим.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда вам понравится то, что я сейчас скажу. Лежа в постели прошлой ночью, я обдумывал наш разговор и понял, что мне следовало вчера быть более откровенным. Из всех остальных вы более всего заслуживаете узнать, что стало с Карлом.

– В связи с чем такая внутренняя перемена? – уточнил я.

Он снова усмехнулся. Меня тошнило от этого ужасного смеха.

– Ну, скажем, просто из-за профессиональной этики, устраивает? Однажды утром мы обнаружили Карла, который прятался в какой-то лачуге в одном нижнем белье. Я думаю, вы знаете, какое это было утро, не так ли? Он помог тебе сбежать. Он даже не отрицал. В качестве наказания за измену мы привели его и всех остальных заключенных из твоего барака на самый высокий край карьера.

Слова деда тонули в его личных переживаниях. Он опустил голову и плакал до тех пор, пока слезы не перестали течь. Затем он продолжил с того места, где остановился.

– Я сказал ему, – грубым голосом сказал дедушка, имитируя голос бывшего тюремщика, – если он расстреляет других заключенных, то я сохраню ему жизнь, а если прыгнет с обрыва по собственному желанию, то остальные будут жить. Я знал, что он был слишком слабым человеком, чтобы сделать больно заключенным. В этом не было никаких сомнений. Он прыгнул. Глупая свинья, даже не визжал, когда летел вниз.

Теперь уже я вытирал лицо от слез. Я играл на гитаре героя, сколько себя помню, и ничего не знал про это.

– Солдаты, которые были со мной, не говорили по-немецки, – объяснил мой дед, еще раз своим неподражаемым ласковым голосом, – поэтому они не имели ни малейшего представления о том, кто такой Оскар. Они спросили, все ли у меня в порядке, и я утвердительно кивнул.

– А что с остальными заключенными? – уточнил дед у Оскара. – Какова их судьба?

Он еще раз грубо рассмеялся, как будто наслаждался воспоминанием:

– Я их лично расстрелял… одного за другим.

Затем он прищурился. У меня было такое чувство, словно он заглядывает мне прямо в душу.

– Но я хотел, чтобы ты знал, как сложилась судьба Карла, – признался он, – потому что хочу, чтобы ты всегда помнил, что его смерть на твоей совести. Если бы не твой побег, он бы выстоял. – Он сделал паузу, чтобы мне хватило времени в полной мере осознать свою вину, а затем добавил: – Теперь, шпион, тебе надо пойти привести себя в порядок. На твоих руках слишком много крови.

В тот вечер я взял гитару Карла и пошел в ванную комнату в офицерском корпусе.

Дедушка Брайт всхлипнул еще раз и вытер нос.

Карл был прав. Акустика там была хорошая. Я играл на гитаре… и молил о прощении.

Сказав это, дедушка медленно поднялся со стула и встал рядом с Анной.

– Спасибо, что выслушала бред старика, – сказал он. – Я прошу прощения, что не очень хорошо справился со своими эмоциями.