Дьявол в сердце - Анник Жей (2005)

Начальник отдела кадров Франс-Иммо мадам Жанвье каждую неделю вызывала к себе впавшего в немилость координатора. Чтобы он сразу покинул пост без шума и кровопролития, мадам Жанвье (мы стали называть ее «Бухенвальдской шавкой») вручала будущему безработному чек, сумма которого вызывала удовольствие на лице приговоренного. Выброшенные с работы люди уходили один за другим с улыбкой на лице и премией за выслугу лет. Они не знали, что их увольнение равносильно смертному приговору.

Эти несчастные, которых Франк сначала возносил к вершинам славы, а потом уничтожал, превращались в отщепенцев. Безработные или прозябающие в мелких агентствах, они, как мелюзга, шатаются по окраинам больших строек, читают на розовых страницах «Фигаро» имена бывших соперников, выдвинутых в правление Франс-Иммо. Выброшенные во время кризиса 90-х годов, эти менеджеры теперь не могли найти работу. Кто-то умер, разрушенный наркотиками, алкоголем или болезнью, другие стали официантами в кафе, контролерами в автобусах и так далее, и тому подобное. Когда я узнала, что заработала рак, то решила отомстить за всех.

7 декабря

Какое счастье, что у меня есть «Князь Мира». Этот дневник — моя тайна. И мой обвинительный трактат — вовсе не следование советам врача. Медицина тут ни при чем. Нас будет трое — только ты, рак и я. Если мне удастся искоренить ненависть к себе, которой я обязана моей злой фее, может быть, и рак погибнет?

«Хороший продавец должен быть хоть немного творческим человеком», — шептал ты мне на ухо в «Регате», закуривая двадцатый «Житан» с фильтром. Потом, осушая четырнадцатый бокал кампари, ты добавлял: «А воображения тебе хватает — верно, принцесса?»

Скоро ты сможешь убедиться в правильности своих догадок. Ты говорил, что на доброте далеко не уедешь. Я использую твои советы и твою методу, чтобы достать тебя наверняка. Рак кусает себя за клешню! Несмотря на взбесившиеся клетки, я пишу и со стороны любуюсь своим злодеянием. Я привезу тебе эту тетрадь на бульвар Сюше. А может, отошлю дискету?

Адская машина запущена. Больная раком самка, я пишу, чтобы убить отца, духовного отца конечно же, но у нас такие родственные связи, какие мы можем себе позволить. Мой дневник многому тебя научит, милый гадкий папик. К примеру, ты узнаешь, что творится в голове хронического безработного. Какова жизнь изгнанного. Что чувствует мертворожденный автор. Как протекают дни стерилизованной женщины.

Конечно, предмет несколько жесток (а ты ведь ненавидишь патетику), но он будет тебе небезынтересен. Теперь моя очередь научить тебя кое-чему. Жизни и смерти. Добру и злу. Это почти ничто и почти все одновременно.

8 декабря

Франк ложился спать поздно и мертвецки пьяный. Ранним утром на бульваре Сюше, в кровати под балдахином, он листал «Книгу Эсфири» и литрами пил жасминовый чай. Потом с закрытыми глазами он мечтал и ждал, когда информаторы по телефону сообщат ему распорядок дня.

Казалось, Франка очень занимал вопрос существования Бога и непременно вытекающий отсюда вопрос существования дьявола. К последнему он испытывал некую благосклонность, поэтому и выбрал себе прозвище, которое всегда казалось мне весьма сомнительным. Он прочел «Опыт о безразличии в религиозных вопросах» и вслед за Ламенне и Лаканом считал, что если религия вообще существует, то это католичество. Он превозносил католическую религию, скрывая презрение, которое ему внушал любой верующий. Иудеи, христиане и мусульмане казались ему одинаково смешными. Katbolicos — по-гречески всеобщий, или веротерпимый. «Как по-твоему, католики веротерпимы?» — бывало, спрашивал Мелкий Бес.

Желая умаслить некоторых клиентов, Франк иногда появлялся в Сен-Жан-де-Пасси. Во время мессы Луиджи ждал его в «мерседесе». «Песнопения такие забавные», — говорил Менеджер, выходя из церкви, однако это не мешало ему целовать руку священнику.