Победа для Александры - Надежда Семенова (2007)

— Он сказал, посмотрел, день рождения, — поправляла соседку Саша и не могла отделаться от странного чувства. Оно напоминало… зависть. Саше вдруг отчаянно захотелось думать о ком-нибудь с такой же радостью, неусыпным вниманием, перебирать в памяти каждый жест, слово, взгляд. Вот так же, как Сулима, представлять перед сном, что в этот момент делает ее любимый, помнит ли о ней, чем заняты его мысли…

Саша встрепенулась:

— Что? Ты что-то сказала, Сулима?

— Как деля у Константин? — повторила Сулима, улыбаясь. — О, он настоящий герой! Как воин, драется на руках.

— Дерется, — с улыбкой сказала Саша. — Да, он молодец!

Саше захотелось сказать про него что-нибудь доброе, нежное, но вместо этого в голове пронеслась одинокая мысль: «На него можно положиться».

— Он добрый! — сказала Саша.

Сулима бросила на Сашу непонятный изучающий взгляд. Она сидела на кровати, распустив волосы и расчесывая их массажной щеткой. Туда-сюда. Мерные движения ее рук успокаивали, настраивая на тихую неспешную беседу.

— Может, ты любишь боэт?

— Что? — не сразу поняла Саша.

— Боэт, Искандер, как ты, — терпеливо пояснила Сулима.

— А, поэт, Александр, — догадалась перевести «Искандера» Саша.

Сулима смотрела на Сашу чуть печальным вопрошающим взглядом, и вдруг Сашино сердце обожгло злое желание сказать что-нибудь грубое в эти непонимающие восточные глаза.

— У нас все по-другому! — Саша еле справлялась с подступающим раздражением. — Любовь — не единственное, что интересует наших женщин!

Досадливая горячая фраза напомнила Саше что-то смутно знакомое, некогда слышанное… Ну да, так и есть, Саша воспроизвела выражение, ставшее крылатым после знаменитого телемоста Познера и Фила Донахью: «У нас секса нет». В Сашином исполнении злополучная фраза прозвучала чуть по-другому, но смысл остался неизменным. Не любовь, не секс, а что-то еще должно было волновать женщин, проживающих на огромной территории распавшегося СССР.

Сулима поежилась, вобрала голову в плечи, отчего ее большой арабский нос напомнил вороний клюв, и торопливо согласилась:

— Да-да, — помолчала, и еще раз, как попугай: — Да-да-да. Русские… — и безнадежно махнула рукой.

Саша знала, что Сулима пользовалась этим жестом, когда случалось нечто неподвластное робкому пониманию йеменки, что-то такое, чему она не могла найти объяснения.

Соседки замолчали. Наступила тишина, разделившая дружную комнату надвое. Сулима размышляла о «загадочных русских» и о том, какой обидный подтекст мог содержаться в невинном вопросе. А Саша силилась подыскать достойный ответ на заданный самой себе вопрос. Что может быть важнее любви? Ничего путного в голову не приходило. Всякие там родина, честь, совесть и честно прожитая жизнь маячили бесплотными надуманными призраками.

Саша прикрыла глаза и попыталась восстановить в памяти полузабытое лицо поэта-инженера Иванова. Вместо него перед глазами неизменно появлялась его каменнолицая матушка. Она поднимала брови выше уровня горизонта и назидательным тоном говорила непонятную фразу: «Чему быть — того не миновать, а остальное — как бог на душу положит». Последнее слово она произносила невнятно, и Саше упорно слышалось «подложит».

Ей представился благообразный старец с золотым венцом, плавающим над лысеющей макушкой, который, воровато оглядываясь, «подкладывал» что-то в плетеную корзинку, прикрытую свежей накрахмаленной тряпицей. Такая же корзина стояла у Ивановых на кухне, и обычно там хранили лук.