Победа для Александры - Надежда Семенова (2007)

Очень давно (не вспоминай, Шурка, плотоядно скривившего губы тети-Олькиного Тольку, не вспоминай!) она утвердилась в мысли, что мужчины вылеплены из другого материала — более земной, грубой глины. В них больше животной силы, отваги и инстинктов. «Сколько волка ни корми — а он в лес смотрит». Мужчина — это всегда прирученный волк. Темными ночами в его крови бушует страсть, а в груди зреет протяжный звериный вой. Вопль животного, лишенного дикой свободы. Его простота сродни примитивности.

Мужчина идет вперед по выбранной тропе, даже если она ведет к гибели. Не потому, что не ведает страха, а потому, что он так устроен. Горе тому, кто окажется на его пути. Он будет идти, истекая кровью, сминая преграду телом, несмотря на боль. И это закон. Закон природы.

Цель женщины — созидание очага, новой жизни, будущего, а жизнь мужчины — это борьба.

До сих пор Александр выглядел нормальным мужчиной. Он шел своей собственной, не похожей ни на чью другую дорогой и не отказывался от борьбы, Сашу пленило его упорство, его желание добиться ее, сделать своей. И теперь, когда она принесла ему себя, свое тело в качестве законного приза, муж казался озадаченным. Он обнимал ее, целовал в макушку, нежными пальцами проводил по щеке и безмятежно засыпал. Он не желал уподобляться большинству мужчин, вожделеющих близости, способных на многое «до» и на мизер — «после». Иванов оставался рыцарем в наглухо запаянных доспехах, намертво стоящим на страже Сашиной невинности.

Саша зло разрыдалась и поведала ему историю своей любви. На край супружеской постели незримо присел Константин. Инженер скривил губы, оглядел соперника, удлинив лицо непокорной гримасой:

— Ты жалеешь, что вы расстались?

— Это в прошлом.

— Так ты жалеешь? — Поэт взметнул на свою любовь загоревшиеся ревностью глаза. — Ты со мной, потому что не можешь быть с ним?

— Я с тобой, потому что я так хочу. Он тут ни при чем! — Сашу терзала злость, что-то судорожно сжималось внутри, ниже пупка. Там пульсировала, содрогалась ожесточенная матка, женская природа сопротивлялась никчемным разговорам. — Мы женаты, ты помнишь? Мы должны исполнять супружеский долг! — Голос Саши зазвенел.

— Долг любви выше долга… любого другого долга! — Голос мужа холодком стелился понизу.

Александр почувствовал раздражение. Саша злонамеренно выпрыгивала из обожаемого им образа. Прежде в ней была чистота, отрешенность, граничащая с прохладой. Чем ближе он подходил к ней, тем более ускользающим, погруженным в себя, в даль, куда угодно становился ее взгляд. Она манила его как дымка, туман, который невозможно удержать в руках. Теперь она сидела рядом, с раскрасневшимся лицом, бурно дыша, длинная шея, которую он не раз воспевал в стихах, перестала напоминать девственный птичий изгиб, в ней заклокотала чувственность.

Саша повела плечами, досадливо отвернулась, доверчиво обнажив нежную ямку между ключицами. Александр с удивлением отметил легкую испарину, влажно обнесшую эту восхитительную впадинку. Она дышала, звала, манила, волнующе притягивая к себе остановившийся взгляд. Ничто теперь не занимало его больше, чем эта трепетная живая ямка. Внезапно он почувствовал неодолимое желание впиться в нее губами, возможно, даже зубами. Судорога возбуждения охватила все тело, лизнула воспаленным язычком чувствительную головку пениса, жадным поцелуем засушила губы, горло, язык.

Поэт по-птичьи вскрикнул и набросился на жену. Пытаясь раздеть, он с ожесточением и однообразием дергал воротник ее ночной сорочки. Та не поддавалась. Швы жалобно трещали, отвалилась одна пуговичка, Саша покраснела и разделась сама. Александр шумно выдохнул и дернул головой. Мгновение Саша сидела перед отвернувшимся мужем обнаженная, прикрыв руками груди и мучительно краснея.