Ненависть - Джулия Баксбаум (2008)

— Дедушка? — зову я. — Ты в порядке? Мы все искали тебя. — Я решаю, что лучший выход в данной ситуации — не обращать внимания на его слова и попробовать уговорить его своими. — Мы очень беспокоились. — Я сдвигаю брови, подчеркнуто стараясь выражением лица продемонстрировать нашу тревогу, которую он мог не почувствовать.

— Брось, не говори глупости. — Он делает пренебрежительный жест, как будто мои речи не имеют никакого смысла. Я не уверена, узнал ли он меня как Эмили, и я одновременно отчаянно хочу и боюсь выяснить это. Затуманенность его сознания по-своему успокаивает. Может быть, мне удастся убедить себя, что он в порядке, что сегодня утром произошла лишь временная потеря связи с реальностью. Люди выздоравливают.

— Джек, мы подключили к поискам полицию. Нельзя так просто уходить. Я переживала. Нянечки тоже волновались. — Рут пытается взглядом вернуть его к действительности. Это не помогает. Мой дедушка просто смотрит на нее и непонимающе пожимает плечами. Непроизвольное, почти комическое движение.

— Ой, отстань, Марта. Вечно ты беспокоишься по пустякам. Все хорошо. Я только отлучился посмотреть раунд гольфа. — Его акцент тоже изменился. Стал глубже, ближе к нью-йоркскому. — Видишь, Шарлотта, твоя свекровь вечно цепляется ко мне без причин. Ты же отпускаешь моего сына проветриться время от времени? — Мне нечего на это сказать, совсем нечего, потому что сердце мое разбито из-за того, что сокрушенным оказался дедушка Джек. Может, я и не доктор, но вполне разбираюсь в диагнозах. Все мы разбираемся. Мы с Рут думаем об одном и том же: «Вот как, значит, выглядит болезнь Альцгеймера». А затем еще одна молчаливая молитва, которая мало отличается от утренней: «Пожалуйста, пусть он вернется назад. По крайней мере, хотя бы ненадолго».

* * *

Два часа спустя мы сидим в комнате экстренной медицинской помощи; дедушка Джек выглядит крошечным со своими тощими ручками и ножками, торчащими из больничного халата. Он сидит, свесив ноги с койки на колесиках, и в замешательстве оглядывается по сторонам.

— Что мы здесь делаем? — спрашивает он примерно каждые пятнадцать минут. Он появляется в настоящем и уходит, нет, скорее, он мечется туда-сюда между давно прошедшим временем и сегодняшним днем. Когда он исчезает, мы с Рут стараемся этого не замечать и просто делаем вид, что его слова имеют смысл в контексте нашего разговора.

Мы беседуем с докторами без моего дедушки; он остается в зоне, отгороженной занавеской. Я говорю им, что все случилось так неожиданно. Когда я в последний раз встречалась с ним в закусочной, он чувствовал себя хорошо. Возможно, выглядел немного растерянным в конце моего визита, однако в целом был в порядке. Но тут вмешивается Рут.

— Эмили, мне больно об этом рассказывать, но ему уже некоторое время становилось все хуже. Я пыталась тебе намекнуть, когда ты была здесь в последний раз, но ты, похоже, не поняла, — мягко произносит она. Я краснею от резкого и болезненного чувства стыда.

— Так что же происходит сейчас?

— К сожалению, не существует действенного лекарства от этой болезни. Его нужно будет показать специалисту, но, что более важно, необходимо усилить медицинское наблюдение за ним, — говорит доктор. Я воспринимаю его слова как еще одну пощечину. Он абсолютно прав, этот мужчина в белом халате, который выглядит всего на пару лет старше меня. Интересно, приходилось ли ему наблюдать, как исчезают его родственники. Интересно, заметил ли он, как мне стыдно.

— Он сейчас находится в прекрасных условиях, и все-таки ему самое время переехать в так называемое «крыло постоянного ухода», — продолжает доктор. Мне хочется крикнуть ему: я знаю, что такое «крыло постоянного ухода», дедушка Джек рассказывал мне — это последний контрольный пост на дороге, по которой отправляются в последний путь.

— Он требует более пристального внимания, сестры должны постоянно следить за ним. Видите ли, я не знаю, что вам известно о болезни Альцгеймера…