Шедевр - Миранда Гловер (2006)

— Философ Жан Бодрийяр ввел термин «симулякр», который стал центральным для философии постмодерна. Основная мысль заключается в том, что все, чем занимаются современные художники, — не ново, а также в том, что все созданное открыто для интерпретации или даже совершенствования.

Джефф остановился и обвел глазами аудиторию. Я была поражена. Главный лекционный зал Национальной галереи был почти полон. Я не слышала выступлений ученых с той последней речи Эвы, так трагично прерванной около двух лет назад. Мой первый семестр в Академии искусств состоял почти целиком из практики, и немногочисленные занятия проходили для маленьких групп студентов в обычных классах колледжа.

— Они считают творчество и реальность частично совпадающими понятиями, — медленно продолжал он. — Поэтому, чтобы придать ценность своему произведению, они отказываются признавать значение того, что видят вокруг, используя неожиданные сопоставления или контрасты, чтобы изменить значение.

Я взглянула на сидящую рядом Петру, она подняла брови. Я подавила смешок. Бодрийяр казался мне претенциозным шутником. «Не могу поверить, что ты уговорила меня прийти», — вывела я на листе бумаги и передала подруге.

Петра прочитала записку, написала более длинный ответ и отдала мне. «Лекция, может, и скучная, но, признайся, она стоит того, чтобы посмотреть на Джеффа. Неужели ты не находишь его сексуальным (порочный мужчина в возрасте, вроде Райана Ферри?!!)»

Я собиралась ответить, но передумала. Лучше не признаваться во всех своих грехах в первый день знакомства.

После лекции я извинилась и собралась уходить. Но перед этим мы договорились прогуляться на следующей неделе после сеанса позирования. И я также взяла с Петры обещание служить мне моделью.

Я согласилась на работу натурщицы в колледже Сент Мартин после знакомства с Джеффом Ричардсом в «Корнелиссен», известном магазине для художников, расположенном рядом с Британским музеем. Это было в разгар моего первого семестра в Академии искусств; я всеми силами стремилась выбраться из опустошающей депрессии, преследовавшей меня с первого дня пребывания в Лондоне. Врач объяснял это изменением гормонального фона, но я в этом сомневалась. Я ощущала какую-то пустоту и апатию. Вероятно, это стало результатом событий прошедшего года. Мне казалось, что возвращение к рисованию должно помочь. Но два месяца назад я поступила в Академию искусств, и на рисование не оставалось времени. В ту субботу я решила с толком истратить остаток унаследованных мною от Симеона денег, купив масляную пастель. Мне хотелось создать небольшую абстрактную картину, которая отражала бы мои внутренние переживания в разных оттенках красного: от бледно-розового до темного кроваво-оранжевого.

Разрешить мне беспрепятственно разгуливать по магазину с красками — это все равно, что дать ребенку огромную коробку шоколадных конфет. Я сидела на корточках среди множества полок с пастелью, целиком поглощенная сложностью выбора, когда услышала, как какой-то мужчина откашлялся.

— Эта даст вам более насыщенный цвет, — посоветовал он тихим ровным голосом.

Я оторвала взгляд от полки с красной пастелью и увидела над собой немного несимметричное, но доброе лицо; мужчина пальцем указывал на оттенок, слегка отличавшийся от того, который я держала в руке.

— А эта пастель, — увлеченно продолжал он, видя, что привлек мое внимание, — способна передать различные оттенки человеческого тела.

— Точно. Спасибо за совет, — ответила я, взяв с полки тюбик, на который он указывал. В его словах содержался некий намек, и я почувствовала, как мой интерес к нему возрастает. Мы обменялись понимающими улыбками и принялись шепотом беседовать, стоя между бесконечных полок с красками. Джефф помог из предложенной сотни оттенков красного выбрать шесть — для картины, которую я собиралась написать. В течение разговора он представился как художник и лектор по изящным искусствам, а я радостно сообщила, что учусь в Академии искусств.