После грозы - Сюзан Руа (2016)

Я тяну время, бормочу, что не закончила и пишу слишком путано и – что еще хуже – слишком мрачно. И мне нужно время, чтобы привести мысли в порядок. И внутри у меня еще столько горечи, что я вообще не уверена, будто эта идея с письмом – удачная, ведь мне не хочется огорчать Бренду… Может, не будем ворошить прошлое и свои сожаления, а подумаем лучше о будущем?

Бренда выслушивает мои оправдания и с разочарованным видом поджимает губы.

– Мне бы хотелось, чтобы ты все мне рассказала, Шарлотта.

Ее слова меня ранят. Неужели она думает, будто я молчу потому, что недостаточно ей доверяю?

– Не принимайте это на свой счет, Бренда! – спешу произнести я. – Дело в том… Понимаете, мне до сих пор тяжело об этом говорить.

– Знаю.

Я вымученно улыбаюсь.

– Но в моем письме есть и приятные моменты! Вначале я благодарю вас за все, что вы для меня сделали. Вы были ко мне так добры… Целый месяц, или даже больше, я жила с ощущением, что у меня наконец есть семья – замечательная семья!

– Она и правда у тебя есть! Ты – моя любимая доченька! И всегда ею будешь!

Бренда просит рассказать ей о письме, говорит, что бояться не надо, потому что мать – она многое понимает и прощает всё. У меня вдруг возникает желание заплакать. Я кладу книгу на столик и задерживаю дыхание, пока мне наконец не удается взять себя в руки.

– Я знаю, как сильно вас обидела, Бренда. Мне этого не хотелось, поверьте! Я говорила себе, что будет проще, если… если вы будете далеко. Я думала, что смогу пережить все это в одиночку.

– Но ты больше не одинока! Мне нужно было настоять на своем, нужно было чаще говорить тебе о том, что ты стала для меня родной. Шарлотта, как ты могла подумать, будто твой будущий ребенок для меня важнее, чем ты? Это заблуждение! И Карл скажет тебе то же самое, я в этом уверена!

В груди у меня все сжимается, когда она упоминает о Карле. А ведь мы с ним так ни разу и не поговорили откровенно… Как будто наша с ним история – всего лишь сон… Я судорожно сглатываю, чтобы сдержать слезы. Глупо плакать, особенно в такой чудесный день, как сегодня!

– Жан многое мне рассказал, и я… я поняла, почему ты не хотела нас видеть. Тебе было слишком плохо. Но ведь это несчастье коснулось и нас!

И хотя, казалось бы, это я должна бы сейчас рассказывать ей о том, что написано в письме, Бренда начинает перечислять все, что узнала от Жана. Как я неделями отказывалась выходить из гостевой комнаты, почти не ела, не хотела никого видеть…

Я украдкой утираю слезы. Слова Бренды подразумевают, что главное ей уже известно – и как сильно я ее люблю, и какой несчастной и виноватой себя чувствовала, и как сожалела, что вычеркнула ее из своей жизни. И что в то время мне казалось, будто я всего этого не выдержу. Я словно заново переживала смерть Алекса. И особенно мучительно было осознавать: даже то малое, что он мне оставил, я потеряла.

– Семья всегда остается семьей, Шарлотта, – с мягким укором произносит Бренда.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ничего этого не было – ни моей беременности, ни связанных с ней надежд…

Бренда тянется, чтобы погладить меня по волосам, по щеке. Я придвигаюсь ближе к ней и, замерев, пла́чу как ребенок. Она ласково мне улыбается.

– Шарлотта, ты дала мне намного больше, чем надежда! Неужели ты не видишь, сколько счастья приносишь тем, кто рядом? Алекс был с тобой счастлив. И я, и Карл тоже! Не думаю, что он когда-нибудь сам расскажет тебе об этом, но он очень переживал, когда ты попала в больницу…

Мне не хочется сейчас говорить о Карле, ведь есть вероятность, что он слышит каждое наше слово. Но Бренда, слава богу, заводит разговор о собственной сорвавшейся беременности. Рассказывает, какое для нее это было горе и что она тоже мучилась ощущением пустоты…

– Шарлотта, мне ты можешь рассказать все!

– Знаю, Бренда. Жаль, что я этого не сделала.