Заклятие - Шарлотта Бронте (2012)

Пока он говорил, мимо нас промчался закрытый экипаж. Он остановился у шлагбаума, где взимали деньги за проезд. Потребовалась сдача. Пока служащий ходил в будку за мелочью, из города по Говард-роуд пронеслись восемь великолепных коней. На каждом сидел грум в алой ливрее. Лоснящиеся конские бока покрывали богато расшитые попоны – защита от вечерней прохлады. Берег и река огласились ржаньем и стуком копыт, когда грумы натянули поводья перед самой водой. Более великолепных скакунов не видели шатры Аравии. Они казались призрачными, когда, склонив окутанные гривами шеи, пили из залитых лунным светом волн, а рядом маячили темные фигуры конюхов.

– Это лошади герцога, – проговорил женский голос в экипаже. Дама на миг наклонилась к окну, и ветер всколыхнул ее вуаль. Тут ландо тронулось, и газовый фонарь у шлагбаума ярко осветил лицо дамы. От божественной красоты у меня перехватило дыхание. Я чувствовал себя итальянцем, увидевшим на чужбине голову ватиканской Афродиты.

– Какое обворожительное создание! – заметил я, поворачиваясь к Уильяму Перси.

– Карета государственного секретаря Уорнера, – ответил он, – хотя на дверце нет его герба. Она едет из Витрополя, а лицо в окне, клянусь жизнью, немного напоминает мое собственное. Подозреваю, что моего августейшего зятя ждет неожиданность. Впрочем, Тауншенд, думаю, нам стоит держать язык за зубами. Я ждал такого исхода, когда услышал, что Уорнер едет в Витрополь. Однако у нас с моей блистательной сестрицей нечто вроде договоренности: мы стараемся иметь как можно меньше общего, так что я не обязан тревожиться о ее благополучии. Счастливо оставаться, мистер Тауншенд, сюда идут мои сослуживцы, а я предпочел бы обойтись без их компании.

Мы расстались на мосту, и каждый отправился своим путем. Прохладный вечерний воздух, чистая тьма небес, отражение луны и звезд в Гвадиме и звуки летящих с улиц военных мелодий наполнили меня сладостными, хоть и смутными воспоминаниями о Западе. В памяти возникли обрывки старых забытых песен – песен, читанных мною в матушкиных сборниках романсов, которые, я знаю, маркиз Доуро пел баронессе Гордон в далеком и мрачном Глен-Авоне:

Старая церковь пути стережет,

Виден обломок креста.

Хор не поет, не читает чтец,

Исповедальня пуста.

Статуя Девы в темном углу,

Ни одна не горит свеча.

Ночью божественный лик сквозь мглу

Сияет в лунных лучах.

Решилась Мария в эту ночь

Смиренно припасть в мольбе

К тому, кто отчаянным может помочь,

Отец небесный, к Тебе!

О горестной безнадежной любви

Рыдала до хрипоты.

Царица небесная, благослови,

Ужель не сжалишься Ты,

Когда среди колдовской тиши

Пред ликом Твоим Святым

С мукой из сердца рвутся слова

О том, кто так сильно любим?

Умри, Мария, в месте святом:

Милый вернется, любя;

Скорбя об утраченной, вотще

Вернуть захочет тебя!

Живущую в мире тоски и слез,

Пречистая, не покинь!

Чу! Ветер под сводом прошелестел:

Дева, ступай! Аминь.

В тихое озеро церковь глядит,

Чиста и недвижна вода;

Мария думает, как хорошо

Под ней уснуть навсегда.

Тихая церковь и крест святой

Видят с брега одни

Новую жертву на алтаре,

Чистую, как они!

Случилось так, что во тьме ночной

Черный Генри скакал домой.

Внезапно вспомнил о прежней любви,

О невесте вспомнил с тоской.

Черный Генри видит знакомый дом,

Там сумрак и тишина;

В полуночный час, во мраке ночном

Куда же ушла она?

Черный Генри к святому месту спешит,

Чтобы развеять страх.

Но тишина нерушимо царит

В увитых плющом стенах.

Круги разошлись по глади вод,