Заклятие - Шарлотта Бронте (2012)

Прошла, прошли года.

Помедлим здесь; глухая тишь,

Туман холодный разве лишь

Сгустится, и о камни плит

Капелью редкой прозвенит,

Или иной невнятный звук

Разбудит отзвуки вокруг,

Растает и замрет.

Порой другие в свой черед:

Ночного ветра резкий зов,

Удары башенных часов

Проникнут в эту глубину,

Едва нарушив тишину,

В которой молча, без дыханья

Лежат умершие созданья!

О Перси! Сей приют ужель

Деяний горделивых цель?

Ты брел, срываясь и скользя –

Куда же привела стезя?

Великий муж! Ты жертва тленья.

Меж тем небесных сфер вращенье

Привычно отмеряет день

И ночь, сменяя свет и тень.

Недвижим ты в своем гробу,

Пока империи судьбу

Вершат под рев военных труб,

В ответ которым с тысяч губ

Из всех концов, со всех сторон

Доносится то вой, то стон.

Там плачут, любят, там скорбят

О множестве своих утрат.

Порой сей шторм бушует там,

Где высится старинный храм,

В котором меж старинных плит

Твой, Перси, хладный прах лежит,

Где, с домом распростясь своим,

Усталый странник-пилигрим,

Склонясь, почтит твой вечный дом,

Прильнув губами и челом.

Порою, откатясь назад,

Грома усталые молчат.

Но вот стране грозит страна,

Вновь пробуждается Война,

И моря бурные валы

Поют чудовищу хвалы,

Твоей стихии грозный рев

Смешав с раскатами громов.

Потоки рек до глубины

Бурлят, к морям устремлены,

Но ты не пробужден!

В полях на мертвеце мертвец,

Холмы окрасились в багрец,

В крови их вечер застает,

Такими видит их восход.

Робким, бледным лучом луны

Кровавые росы озарены.

Ночь не приносит сон и покой

На горы и долы, на брег морской.

В полях резни завывают псицы,

Гремят барабаны, скрипят колесницы –

Твой бестревожен сон!

Твой голос не смирит сенат,

Твои враги не задрожат,

Арфа разбита, голос угас

В стенах, где он гремел не раз.

Призывы, издевки, залпы угроз –

Забвенья поток безвозвратно унес.

Неслышно, бесследно года протекли,

Один за другим исчезая вдали.

Свершенья, и славу, и злые дела

История в вечную книгу внесла.

Святилищем стал твой последний приют,

В тебе и злодея и гения чтут.

Из некогда непроницаемых туч

Сочится теперь восхищения луч.

Не все беспощадное время умчало,

Величие ярче из тьмы воссияло.

О Перси! Могу ли я дерзнуть

В лицо, что скрыто сейчас, взглянуть?

Дерзну ли после стольких дней

Крышку поднять и узреть, что под ней?

Открою ли ужасный вид,

Что ныне ревниво саваном скрыт?

Увижу ль тебя, как в твой смертный час,

Когда солнца последний луч угас,

И я над подушкой твоей в смятенье

Тени смертной следил приближенье

И знал без единого слова и взгляда,

Что бытия угасает лампада,

Что вот и кувшин у ключа разбился,

Что ворот колодезный остановился,

Что золотую повязку порвали

И драгоценный сосуд растоптали.

В таком покое, в такой тишине

Ты отходил, что думалось мне,

Хоть я едва удерживал дрожь,

Что ты наконец теперь отдохнешь.

Но мысль сменилась мыслью иной:

Что плоть, остывая, лежит предо мной;

Что пламенный дух отлетел, как дым,

Оставив величия храм пустым;

Источник жизни иссяк наконец,

Великий Язычник ныне мертвец!

Хранящая образ его в груди,

Леди, к супругу теперь подойди:

Пока не угаснет в лампаде пламя,

Лик Перси вновь предстанет пред нами!

(Поднимает крышку гроба, занавес падает.)