Тихая ночь - Чарльз Эллингворт (2012)

Чем дольше говорил Жером, тем громче становился его голос. В конце концов он начал так кричать, что разбудил своих мирно спавших товарищей. Услышав бормотание, Жером уставился на огонь, не переставая шевелить губами.

Мими, растревоженная его внезапным гневом, нехотя признала в глубине души, что ей такая страстность несвойственна. Она ясно осознавала свою зрелость, свои переменчивые слабости — слабости, которые позволили найти компромисс между традиционными устоями брака и стремлением к богемной жизни, но, с другой стороны, она очень боялась стать уязвимой перед накалом эмоций. Ирония человеческих отношений заключается в дуальности личности, которая способна перемещаться по диапазону чувств, даже если этот диапазон будет достаточно небольшим. Мими, окруженная интригующей аурой, всегда оказывалась среди людей крайних взглядов. Жером повернулся к ней и тихо, но раздраженно сказал:

— Что вы здесь делаете? Вы рождены не для того, чтобы жить на ферме и играть роль владелицы поместья. Вы что, не хотите ничего изменить? Ведь мы оба знаем, что долго это не продлится. Вы же не желаете жить в окружении простых крестьян и людей, подобных Гомэ? Глупых священников и жадных бакалейщиков, собирающих приданое для своих дочерей. Это тот же Монтрёй, только другой язык и священники, которые размахивают Библией, а не возятся в розарии.

Жером посмотрел на Мими, которая явно не ожидала столь резких высказываний.

Она задумалась на минуту, а потом лукаво спросила:

— Я выгляжу несчастной? А мой муж заслуживает такую жену, как Эмма? И разве это так уж плохо? Не думаю. Я не Эмма. Я не верю в сказки, рыцарей и счастливый финал. Я не верю в то, что говорит мне священник, в то, что такие, как Гомэ, знают ответы на любые вопросы, или в то, что вся важная информация содержится в энциклопедии. Лично я надеюсь, что это не так. По натуре я оптимист.

— То есть вы верите, что будущее неизвестно?

Оба рассмеялись, и висевшее в воздухе напряжение растаяло как снег в огне.

— Мне кажется, я научился переживать скуку. Последние четыре года я только этим и занимался. И я могу понять, почему Эмма поступает именно так. Скука — вот в чем причина. Любая перемена лучше, чем ее теперешняя жизнь. Согласитесь, я в таком же положении, учитывая обстоятельства. — Жером вытянул руки, изображая человека в наручниках.

— Только не переносите все это на меня. Я не Эмма.

— Простите. Беру свои слова обратно. Но если вы все же, характеризуя образ Эммы, согласитесь с тем, что она отнюдь не глупа, вы увидите, что все ее романы — это не что иное, как утверждение собственной индивидуальности. Мадам Бовари убеждает, в первую очередь, себя, что она не вещь, не кухарка и не грелка для постели, что, кстати, было свойственно буржуазному институту брака.

— А как насчет преданности, доверия?

— А страсть, близость? Как с этим? — Жером пристально посмотрел на Мими и встал. — Я пойду в библиотеку. Поищу Расина. Мне всегда нравились его произведения. Думаю, я знаю, где искать, поэтому не утруждайте себя.

Он так странно посмотрел ей в глаза, что в какой-то момент Мими показалось: он зовет ее с собой. Но она просто кивнула. Его силуэт с зажженной свечой медленно удалился вверх по лестнице.

Решающий момент.

В комнате стало тихо, слышалось лишь похрапывание товарищей Жерома и удаляющиеся по лестнице шаги.

Минутное сомнение. Решение принято.

Спящие гости, оставшиеся за дверью, никак не отреагировали на исчезновение хозяйки, которая спешила наверх, во всепоглощающую темноту холла, где даже тени превращались в бесформенные сущности, проскальзывали под готическими сводами и попадали в библиотеку. После уборки здесь приятно пахло кожаными переплетами, на столе горела одинокая свеча, и ощущалось присутствие человека.

Мими поставила свечу на стол и обернулась в поисках Жерома. Он двинулся к ней откуда-то из-за двери. Она ощущала запах его нестиранной одежды, легкий аромат выпитого вина.