Месть женщины - Наталья Калинина (1995)

Он затаился в густой тени от дощатой кабины летнего душа. Тополь возле дома лениво шелестел лунносеребряными листьями. Из его убежища был виден кусочек реки и то самое место на ее противоположном берегу, где стоял шалаш. Правда, там была сейчас кромешная темень от высоких раскидистых деревьев. Но Ваня каким-то непостижимым образом видел этот шалаш, покрытый толстым слоем душистого золотого сена. Это противоречило всем законам оптики. Он твердил мысленно: «Этого не может быть — там темно, этого не может быть», но все равно его видел. Шалаш был пуст, потому что Инга…

Он услышал, как совсем близко хрустнула ветка, и затаил дыхание. От кустов изгороди на краю обрыва отделилось что-то темное и бесформенное, которое, попав в широкую полосу лунного сияния между тополем и кустами, превратилось в обнаженную женщину. Женщина двигалась плавно, легким танцующим шагом. От ее длинных волос исходило сияние. Ваня на секунду зажмурился — глазам стало нестерпимо больно. «Инга!» — прошептал он и протянул было к ней руки, но внутренний голос произнес: «Нельзя». Ваня еще глубже забрался в тень.

Инга приблизилась к дереву, подняла руки и, уцепившись за ветку, одним махом взобралась на нее. Все произошло почти мгновенно. Жалобно скрипнула под ее тяжестью ветка, по крыше раздались шаги.

Ваня встал, и его голову осветила луна — он был выше душевой кабины. Черная рубероидная поверхность плоской крыши перед балконом была как на ладони. Она напоминала сцену.

…Инга танцевала, плавно выбрасывая в стороны руки, ноги, вертела туловищем и головой, но это был не обычный танец — в каждом движении заключался какой-то тайный смысл. Какой — Ваня не знал. Инга словно обращалась к луне, чего-то у нее просила, требовала, о чем-то умоляла. Потом она села, бесстыдно расставив в стороны ноги, согнувшись пополам, коснувшись своими серебряными волосами черной поверхности крыши, выпрямилась и вдруг медленно завалилась на спину. Она лежала так долго — полчаса, может, больше, а Ваня смотрел на нее зачарованно, не ощущая ничего. Он словно растворился в окружающих предметах, стал частицей лунного света. Окружающее тоже оставалось безразличным к танцу Инги.

Наконец Инга медленно поднялась и через мгновение — впрочем, время теперь не имело для Вани никакого значения, и он ощущал его лишь умозрительно — очутилась на земле под тополем. Ему показалось, будто она смотрит в его сторону. «Ин…» — образовали губы самый первый слог ее имени. Она запрокинула голову и беззвучно рассмеялась. Или ему это показалось, потому что по ее лицу скользили кружевные тени от тополиной листвы.

Он отделился от тени в тот самый момент, когда Инга слилась с темной полосой изгороди из колючих кустов. Где-то посыпалась земля. Потом послышался всплеск, точно ударила хвостом большая рыба. Ваня бросился к лестнице. Увы, лунная дорожка переместилась, и он не мог видеть того, что происходило за ее пределами. Где-то ритмично, как метроном, вскрикивала ночная птица, или же это скрипели уключины весел — Ваня плохо разбирался в звуках здешней ночи. Он поплелся к крыльцу, внезапно ощутив страшную усталость и опустошенность В сенях столкнулся с Нонной.

— Опять ходил кто-то, — прошептала она. — Я… побоялась наверх подняться. Жуть меня охватила. Может, это…

— Куницы, — уверенно сказал Ваня. — Я их видел. Резвятся под луной. Целая стая. Они попадают на крышу по ветке тополя.

Ложь далась ему легко. Более того, произнеся ее, он почувствовал, как полегчало на душе.

— Надо бы все-таки спилить ее, — пробормотала Нонна. — Не нравится мне это.

— Нет, я хочу, чтоб она осталась, — сказал Ваня и добавил совсем уже решительно: — Я не позволю спилить эту ветку.

Он зашел к отцу днем. Зашел без стука — открыл дверь и шагнул в глубь комнаты Отец сидел, опершись спиной о подушки. Перед ним лежала фанерная доска с прикрепленным кнопками большим белым листом.