Месть женщины - Наталья Калинина (1995)

Зато здесь можно было без помех мечтать об Эшли-Томми и представлять его таким, каким он, разумеется, не был и не мог быть.

В то лето Синтии исполнилось семнадцать. В ее жилах текла капля креольской крови, жар которой не смогли охладить несколько пинт холодной крови выходцев из Глазго, Шотландия. Она изнемогала от любви к своему Эшли, которого не видела почти два года — он учился в Далласком техническом колледже, а на каникулы ездил по делам отца в Европу.

Семейство Маклероев устраивало самое настоящее барбекю[40]. Это была идея матери Синтии, очаровательной Луизы Маклерой, обожавшей наряжаться в парижские туалеты и твердить при этом, что она до мозга костей дочь старого плантаторского Юга.

Синтия не могла позволить себе надеть платье, которое было на Скарлетт О’Хара в момент ее знакомства с читателем, — мода середины прошлого века была нелепой и невыигрышной для красивой молодой девушки, а потому Синтия вырядилась в широченные, тоже зеленые и тоже в цветочек, брюки из жоржета и такую же блузку, под которой был узенький лифчик телесного цвета. Она уже разговаривала по телефону с Томми и даже видела его из окна своего «ягуара», подаренного родителями по случаю окончания колледжа. Правда, издали и со спины.

Сейчас Синтия сидела в качалке под цветущим кизиловым деревом и лениво следила за приготовлениями к празднику.

— Привет, Син, — услышала она мужской голос и вздрогнула. — О, да ты стала настоящей красавицей.

Из-за ее спины появился высокий юноша в белой батистовой рубашке с жабо и кремовых бриджах.

— Эш… Томми! — воскликнула она и, вскочив, бросилась к юноше. — Как я рада!

— Моя прелесть, если ты думаешь, что я Томми Голдсмит, ты здорово заблуждаешься. Этот увалень вряд ли сумел бы засунуть в мои бриджи даже одну свою жирную ногу. Но если ты собралась меня поцеловать, я не возражаю. — Он заключил девушку в объятья и, прежде чем она успела прийти в себя, расжал ей губы языком и проник им глубоко в рот, почти до самого горла. — Нравится? — спросил он, слегка отстранившись и глядя в ее потемневшие от наслаждения глаза. — Томми так наверняка не умеет. Может, прокатимся на моей рыжей Львице? Или ты предпочитаешь свой желтый «ягуар»?

Синтия не помнит, как очутилась на спине лошади. Она зацепилась за что-то широкой жоржетовой штаниной и разорвала ее до самого бедра. Это привело незнакомца в неописуемый восторг, он прижал девушку к себе, и они понеслись галопом через старый парк.

Он целовал ее в затылок, уши, шею, при этом умело управляя лошадью. Потом Синтия почувствовала, как его горячая ладонь проникла в глубь ее блузки, рывком сорвала ненавистный лифчик и…

Она закрыла глаза и в изнеможении откинулась ему на грудь.

— Потерпи, малышка, — шепнул он ей на ухо. — Я знаю тут один домик… Там есть чистые простыни, шампанское и все необходимое для такой принцессы, как ты. Потом мы обязательно попробуем в седле и на ходу. Но сейчас у нас ничего не получится.

Они провалялись в постели дотемна, и Синтия даже забыла про то, что ее могут хватиться на празднике. Домик стоял в таком же старом парке, как и их, и был далеко от жилья.

— Ты умница, Син, — обычно девчонки дрожат за свою так называемую невинность. А потому заслужила услышать правду. — Он лежал сверху, нежно лаская кончиком фаллоса губы и вход в ее вагину. — Меня зовут Арчи Гарнье. Я — сын того самого Гарнье, который соблазнил твою тетку и бросил умирать в грязном отеле в Нью-Орлеане.

— Какое это имеет значение? — прошептала Синтия, прерывающимся от восторга голосом. — Теперь мне все равно, кто ты. Я изменила Эш… Томми, но я ни о чем не жалею.