Горький мед - Мария Лебедева (1996)

— Встретите Никанорыча, — напутствовала Искра Анатольевна, узнав, куда Ольга отправляется, — расскажите про собрание, пусть порадуется.

Спускаясь зеленой улочкой к Белому дому, Ольга заметила, что очень много людей спешат в том же направлении. Молодежь в кожаных куртках с заклепками и булавками, женщины всех возрастов с детьми и без детей, шли целыми семьями, как ходят на пикник или народное гулянье, но только вид при этом у всех, кроме детей, был далеко не праздничный, а, напротив, крайне встревоженный и озабоченный. Ольгу удивило, что многие мужчины были одеты так, будто они собрались на охоту или рыбалку: с рюкзаками, в каких-то ватниках или старых куртках, в кирзовых сапогах и туристских ботинках. Ясно было, что шли они не с праздной целью пошататься и поглазеть на происходящее. Ольга подумала, что, наверное, с таким же решительным и сосредоточенным видом мужчины всех поколений уходили на войну, когда твердо знали, за что идут воевать.

Подходя к зданию со стороны парка, носившего имя известного пионера-героя, Ольга обнаружила, что постамент от памятника этому пионеру пуст, а сам памятник валяется тут же в кустах, причем без головы. Прямо на траве вокруг постамента расположилась молодежь, кое-кто даже поставил палатки и тенты, устроившись основательно и надолго. Слышались звуки гитары. То тут, то там сновали люди в шинелях, бушлатах, в казачьей форме, прошла девушка, одетая как сестра милосердия времен гражданской войны, и Ольге на миг показалось, что это большая съемочная площадка, где снимается фильм о войне, а за кадром происходит молодежная тусовка членов клуба самодеятельной песни.

Но стоило ей выйти на площадь слева от Белого дома, как ощущение маскарада пропало. Все пространство перед зданием, от ступеней до самого парапета, было заполнено довольно густой массой народа. Со стороны проспекта, перекрывая движение, высились груды каких-то камней и стальных решеток, которые, видимо, и выполняли роль баррикад и должны были преградить путь бронетехнике. В воздухе стоял непрерывный гул сотен голосов, люди тесными группами окружали тех, у кого имелись транзисторные приемники, и тех, кто и сам знал всю подноготную, излагая ее не хуже приемника.

Переходя от одной кучки людей к другой и прислушиваясь, Ольга узнала, что по Можайскому шоссе в направлении Москвы движется колонна танков, что послана секретная группа захвата «Альфа», чтобы атаковать собравшихся в здании с крыши, и что не исключено применение с воздуха какого-то удушающего газа для разгона защитников Белого дома.

Пробравшись к ступеням, ведущим к центральному входу, она обнаружила, что широкие гранитные боковины лестницы завалены продуктами, медикаментами и сигаретами всех марок.

— Для защитников, значит, — объяснил седой старичок с палочкой, заметив ее удивленный взгляд. — Сколько они здесь пробудут — неизвестно, а есть-курить надо.

— А бинты? Лекарства? — спросила Ольга.

— Так ведь кто знает, может, стрелять начнут, — бойко ответил воинственный старичок. — Тогда, натурально, раненые появятся, помощь надо оказать. А ка-ак же? Все предусмотрено…

Люди без конца подходили к лестнице, рылись в сумках и авоськах, и все вносили свой скромный вклад в дело защиты демократии. Недалеко от лестницы, прямо на траве, была поставлена туристская палатка с пришитым сбоку красным крестом.

— А это, значит, навроде полевого госпиталя, — охотно пояснил старичок, указывая на палатку.

Он жил в соседнем доме, второй день проводил исключительно здесь, по части демократии считал себя докой, и ему, стоявшему, так сказать, у истоков, доставляло большое удовольствие рассказывать прибывающим новичкам все с самого начала, или, как он повторял, «с вчерашнего утра». Возле него собиралось порой по пять-семь человек, и он чувствовал себя истинным оратором и борцом за справедливость.

— Ольга Михайловна! — раздался сзади знакомый голос. — Ольга Михайловна!