Вид был не самый лучший, и я сделала мысленную пометку: как можно скорее оснастить соседские подоконники цветущими ящиками растений. А потом просканировала двор в поисках разбитых горшков и раздавленного кота; затем включились сенсорные фонари, и я заметила что-то красное, торчащее из песка.

– Там, наверху! – Меня затопило облегчение. – Смотри, в песочнице!

И тут же облегчение снова схлынуло.

– Но они вернутся только в середине следующего месяца. Это одна из причин, по которой мы устроили вечеринку. Мне туда за сто лет не добраться.

– Без проблем. – Лео отступил на шаг и схватился за пожарную лестницу, проверяя ее надежность. А затем стряхнул пиджак с плеч. – Подержи.

– Что? Нет, ты не должен… – начала я, но он весело шикнул на меня и начал взбираться по пожарной лестнице к балкону Харрисов. В его исполнении подъем выглядел очень простым.

А пиджак оказался легким, с подкладкой из красивого пурпурного атласа, блестящего в свете фонарей. На нем был ярлычок, который я не опознала, и пахла ткань дорогим парфюмом, куда более тонким, чем резкий лосьон Рольфа, вонь которого до сих пор цеплялась к моей одежде. Я подняла взгляд и увидела, что Лео, стоя спиной ко мне, примеряется к прыжку на балкон с площадки лестницы, чем я и воспользовалась, чтобы тайком принюхаться.

Это был один из тех одеколонов, которые, минуя мозг, воздействуют прямо на гормоны. Я не была экспертом, как Джо, способная распределить всех лондонских мужчин по категориям, взглянув на их полочки в ванной, но я смогла различить герань, розу и что-то еще. Живые запахи. Цветы, растения, трава, воздух и кожа…

– Это оно?

Я вскинула голову так резко, что чуть не сломала себе шею, и увидела Лео, поднявшего горшок, как трофей. Это был точно один из моих горшков.

– Боюсь, что только он не разбился, – продолжил он. – Разве что тебе нужны еще… фу! Это тебе точно не нужно. – Он от души что-то пнул, и это что-то слетело с балкона в темноту. Я показала ему большие пальцы и тут же пожалела об этом глупом жесте.

– Спускайся осторожнее.

– Знаю. Это самое сложное.

Он сунул горшок в карман брюк, и я смотрела, как он уверенно движется вниз. Он явно раньше занимался скалолазанием – это было заметно по непринужденности, с которой он переносил вес с руки на ногу, проходя по карнизу, и как легко сохранял равновесие, пока не добрался до пожарной лестницы. Спустившись до ее конца, он ловко спрыгнул и церемонно передал мне горшок.

– Благодарю, – кивнула я. Прозвучало не вполне уместно, но что я еще могла сказать?

– Рад услужить. – Лео улыбнулся, и в лунном свете черты его лица снова показались мне странно знакомыми. Я словно знала его.

Джо всегда говорила, что у меня все написано на лице. Оставалось надеяться, что там отображается что-то умное и значимое, но в глубине души я подозревала, что выгляжу, как тот самый костюм лошади, который так и не надела. Большеглазой и глупой лошади.

– К слову, мне нравится твой наряд. – Лео отступил на шаг, чтобы заново полюбоваться шелковой пижамой, на которую я, выходя, поспешно натянула пуховик. – Дай угадаю: твоя идея рая – весь день проваляться в постели?

– Да! – Я глупо обрадовалась тому, что он сразу все понял. – То есть нет. По правде говоря, моя идея – очень долго отмокать в ванной, так что я хотела замотаться в пупырчатую пленку, понимаешь, вместо пены? Когда у меня закончатся слова для разговора, можно просто предложить собеседнику раздавить пупырышек. Но Джо мне не разрешила.

– Ты могла бы привлечь не тот сорт давильщиков, – сказал он, глядя на меня серьезно, но уголок его рта дернулся в улыбке.

– Так она и сказала. Но все же любят давить пупырышки. А мне не пришлось бы разглагольствовать об отпусках на вилле.

– Не любишь виллы?

– Никогда там не была.