Собачьи дни - Мейвис Чик (2008)

Даже Гордон удивленно оглянулся. Боже мой, злилась я, даже самую грязную работу спокойно не сделать — везде достанут… А затем с возрастающим гневом удивилась: Господи, я уже выхожу из себя, когда меня отвлекают от мытья духовки. Со мной явно что-то не то.

В трубке послышался дребезжащий голос звонившей третий раз за неделю Гордоновой тетушки Мэгги: вместе с дочерью — старой девой — она проживала на побережье вблизи Сент-Эндрю. Будучи единственными родственниками Гордона в Шотландии, пожилая тетка и благочестивая кузина всегда были рады пообщаться с талантливым родичем, которым безмерно гордились. «Приезжай в любое время» было любимой фразой старушки, словно пятьсот миль пути — сущая безделица, но Гордон не желал ее навещать. Я-то не возражала (Сент-Эндрю — идиллическое место для поездки на выходные с ребенком) и пару раз даже предлагала съездить туда вдвоем с Рейчел, однако ничего не вышло. Гордон всякий раз обещал, что в этом году получится, или в следующем, или когда-нибудь потом, но до дела так и не дошло. Причина проста: он не хотел тратить деньги на поездку туда, куда его не тянуло. Единственный раз мы побывали у тетушки Мэгги, когда Рейчел было два года: там не было даже телевизора, и Гордону пришлось катать нас на лодке, водить на прогулки и даже — ох, Боже мой! — поддерживать беседу.

— Приве-ет! — пропела тетушка Мэгги. — Он рядом, дорогая?

Я увидела, что на экране пошли титры, поэтому просунула голову за дверь и сказала Гордону шепотом:

— Твоя тетя Мэгги.

— Нет-нет, — проартикулировал он в ответ и замахал руками в шутливом ужасе.

— Он идет, тетушка, — сказала я, гневно глядя на мужа.

Из трубки лились лирические стенания о красотах снежного пейзажа в окрестностях Сент-Эндрю, которым малышка-пампушка Рейчел будет «прошто ошарована».

— Гордон, — громким шепотом позвала я снова, — пожалуйста…

Жирная слизь капала с перчаток прямо на ковер.

— Я не хочу с ней говорить, — прошипел он.

— Что ж, я тоже не хочу. — И затем я очень твердо сказала в трубку: — Он рядом, передаю ему телефон, — и ткнула трубку Гордону.

К сожалению, он как раз сипел «мать твою», поэтому из телефона послышалось озадаченное тетушкино: «Что? Что такое?»

Я впихнула трубку Гордону. Прикрыв решетку свободной рукой, он рявкнул: «Отвали, на хрен!» — прежде чем начал говорить с теткой. Внезапно я поняла, что так и сделаю — отвалю, на хрен, а то многовато в последнее время стало подобных приглашений. Я очень спокойно и очень решительно вернулась к духовке. Час пробил.

С его стороны бесполезно было плестись на кухню и бурчать, что он сожалеет, нагрубил нечаянно, просто в тот момент не хотел ни с кем говорить. Абсолютно бесполезно.

— Кое-кто слишком часто посылает меня по известному адресу, — сказала я, в последний раз вытирая решетку гриля. — Пожалуй, туда я и отправлюсь. Хватит с меня твоего пренебрежения. Мы должны развестись.

Это получилось так просто, что я удивилась, почему столько времени боялась это сказать. К моему удивлению, инстинктивным шестым чувством, которому полагается существовать между супругами, давно живущими вместе, Гордон мгновенно понял, что я не шучу.

Первое, что он сказал, когда я выпрямилась полюбоваться девственно чистой духовкой, было:

— Рейчел ты не получишь.

— Она останется со мной, — уверенно сказала я. — Никто не станет отнимать ребенка у матери.

Замечательно презрительным движением стягивая розовые резиновые перчатки — щелк, щелк, — бросила их на сушку для посуды.

— А как же дочь отнимут у отца? — возмущенно спросил он.

— Нельзя приносить жертвы бесконечно, Гордон. Мое терпение, во всяком случае, закончилось.

Взяв стул и наполнив бокал, я уселась напротив духовки. Муж орал, забегая справа и слева, топал ногами и бил в стену кулаком, но я не отрывала взгляда от сверкающей эмали, потягивая джин.

В конце концов Гордон заявил: