– Но почему ты ничего не рассказывал мне о другой стороне своей жизни? – прошептала она. – Я подозревала, что ты что-то скрываешь, только не знала, что именно. Долгое время я думала, что у тебя роман с Викторией. Не понимаю, почему ты не мог довериться мне.

– Роз, доверие здесь абсолютно ни при чем, – сказал он и взял ее за руку. – Я был двойным агентом. Это подвергало риску и людей, которых я любил. Я не был уверен, что ты с пониманием отнесешься к тому, что я работаю на истеблишмент, и я не мог ставить под удар наши отношения. К тому же я отчаянно хотел покончить с этим.

– Так почему же ты этого не сделал?

– Русские считали, что я очень полезен для них. Мне бы не позволили уйти.

– Но все равно можно было что-нибудь предпринять. Я могла бы помочь тебе придумать, как выбраться из всего этого.

– Я не хотел впутывать тебя. И я должен был тебя защитить. Особенно после того, как узнал, что мой коллега из КГБ Евгений Зарков умер, вероятно, был убит. И я знал, что находиться рядом со мной небезопасно.

– Поэтому ты исчез.

– Джонни знал, что мне угрожает опасность. На одном из приемов у Виктории, за несколько недель до того, как мы с тобой познакомились, Зарков сообщил мне, каков на самом деле ядерный потенциал Советов. Благодаря своей должности он знал, сколько ракет было у русских в действительности. Его беспокоило то, что Америка может разнести его страну в клочья, а они не смогут дать достойный ответ. Несмотря на всю риторику Брежнева, реальной мощью они тогда не обладали.

– Сколько людей знали о ваших планах?

– Никто не знал. Эта информация делала нас уязвимыми, была источником опасности, подвергала нас риску. Джонатону стало известно, что Зарков убит и что на меня готовится покушение. Поэтому я скрылся в джунглях, а потом меня переправили в Центральную Америку, где я жил, пока Джонатон организовывал мне новые документы и мою новую жизнь.

– А Мигель, Виллем? – поинтересовалась она, вспомнив о других членах экспедиции. – Они знали об этом?

Доминик покачал головой.

– Но я ведь могла пойти с тобой, – сказала она глухим голосом. – Мы могли бы скрыться вместе.

– Разве мог я просить тебя ради меня отказаться от своей жизни, от своих друзей и близких, от всего, что ты любила, чтобы долгие годы жить, постоянно с опаской оглядываясь? Я ведь не знал, сколько это продлится, – может, сорок лет, а может, и пятьдесят. Я не имел права просить так много.

– Но ты, по крайней мере, мог бы связаться со мной потом.

Он развернулся и отошел на край участка, где находился утес, с которого открывался вид на океан. Там он глубоко вздохнул, и взгляд его устремился куда-то за горизонт.

– Оглядываясь назад, я понимаю, что в прошлом есть много моментов, когда следовало бы поступить по-другому.

Роз посмотрела по сторонам. На соседнем поле паслась отара овец, слышно было их блеяние, снизу доносился шум бьющихся в берег волн, и на многие мили вокруг ничто не портило красоты величественной и суровой природы.

– Как это все далеко от Тависток-сквер!

– И ужасно далеко от тебя.

От безмерного сожаления ресницы ее затрепетали, и она закрыла глаза.

– Но холодная война, Дом, закончилась двадцать лет тому назад. И все это время мы могли бы быть вместе.

Он молчал, и Роз, открыв глаза, вопросительно посмотрела на него.

– Я хотел вернуться к тебе, – наконец заговорил он. – Джонни предлагал инсценировать мою смерть так, чтобы она была более очевидной, оставив в джунглях какие-то свидетельства, подтверждающие мою гибель, но я знал, что в один прекрасный день постучусь в твою дверь. Я думал, что мы с тобой могли бы сбежать вдвоем и поселиться в Кейптауне или же в Боготе. Но потом Джонни рассказал мне, что ты получила работу в «Обзервер», что у тебя появился парень, что ты счастлива…

Он отвел взгляд, погрузившись в воспоминания.