Опасная любовь - Николай Новиков (1995)

Плакала Наташа, растирая ладонями слезы по лицу, а рядом, на кухонном столе, остывала грелка с горячей водой.

Скрипнула дверь. Наташа подняла голову и увидела Андрея.

— Холодно, — сказал он, придвинул стул, сел рядом, достал сигарету, но закурить не решался. Наташа уткнулась носом ему в плечо и плакала навзрыд.

Андрей ласково обнял ее трясущиеся плечи, провел ладонью по черным, распущенным волосам.

— Ты-то чего хнычешь? — с горькой усмешкой спросил он. — Мне бы надо плакать, а почему-то не могу. Не получается. А у тебя какая беда? Совсем еще юная, красавица, все у тебя впереди, Наташа. Все будет замечательно, я ничуть не сомневаюсь в этом.

— Такая я плохая… — рыдала Наташа. — Всем со мною плохо. Ну почему так получается, Андрюша? И ничего мне уже не хочется, и ничего не видится, ну почему, почему так? Скажи, ты же умный, ты все знаешь. Ну прямо руки опускаются, хоть ложись и помирай!

Андрей засмеялся.

— Что тут смешного, Андрюша? — обиженно спросила Наташа, судорожно обнимая его.

— Все тут смешное, малышка, — ласково сказал Андрей. — То, о чем ты говоришь, — просто Временные трудности. И не трудности даже, а так, шероховатости. Нужно всего ничего: потерпеть. Стиснуть зубы, когда очень уж невмоготу покажется, — именно, покажется, — и потерпеть. Сама не заметишь, как все наладится.

— Я только и делаю, что терплю, — сквозь слезы вымолвила Наташа. — Терплю, терплю — а что толку?

— Ну, в общем-то все мы только и делаем, что терпим и ждем, — рассудительно сказал Андрей. — Потому-то счастливые мгновения и не забываются, хотя они — всего лишь мгновения в долгой человеческой жизни. Относительно долгой. Ты понимаешь меня?

— Не очень, — призналась Наташа, размазывая слезы. — Ты вот, например, меня терпишь, но не очень долго. А до этого что терпел?

— Глупышка… — Андрей поцеловал ее волосы. — Тебя я люблю и наслаждаюсь твоим обществом, даже когда ты хмурая и озабоченная какими-то неведомыми или ведомыми мне проблемами. Это не терпение, а счастье. Знаешь, я все-таки иногда верю, что придет время, и ты полюбишь меня по-настоящему, тогда мне и сам черт не будет страшен. Ради этого стоит не принимать близко к сердцу твои капризы, хотя это порою не так просто. Но ты права, я тоже терплю, зубы стискиваю.

— Если не меня, то что же? — Наташа перестала всхлипывать, заглянула в глаза Андрею. — Или — кого?

— Да многое, — покачал головой Андрей. — Глупость, хамство, невежество. Посмотри, что на книжных лотках творится. Сплошные американские детективы. Правда, они у них неплохие, и фантастика тоже. А вот на бульварные романчики про любовь смотреть тошно. Я тут прочитал по заданию начальства пять таких книжонок и поразился. Они же все одинаковые. Сиамские близнецы, можно, не открывая книгу, пересказать убогое содержание. А еще наше начальство хочет продолжение этих кошмарных мексиканских телесериалов выпускать. Да хоть бы писали их люди, умеющие это делать! А то я прочитал одну рукопись, принес какой-то мальчик, да за такое сочинение в третьем классе двойку поставят! И никому нет дела до настоящей, серьезной литературы. Я о поэзии уж не вспоминаю, вечером говорил тебе о ней. Ну и как тут жить мне, писателю, пусть не знаменитому, но серьезному, о котором немало хороших слов критики говорили? А так — терпеть.

— Но если люди читают простенькие романчики про любовь, значит, им хочется этого? — спросила Наташа. — Ты же не сможешь запретить им читать такие книги?

— Разумеется, нет. Но это знаешь, о чем говорит? Об уровне культуры общества. Падает она, стремительно падает. И это нелегко осознавать, и это приходится терпеть.

— А ты не терпи, а возьми да и напиши свой роман про любовь, такой, чтобы не был похож на другие, — предложила Наташа. Она уже успокоилась, подолом ночнушки вытерла слезы, обнажив длинные, смуглые, стройные ноги.