Любовный пасьянс - Елена Озерова (1997)

В первый раз за всю свою двадцатипятилетнюю жизнь Вика пожалела, что все всегда решала сама. Она никогда не могла понять послушных жен. Фразы типа: «Ой, мне муж запрещает курить» или «ой, меня муж не пускает одну в отпуск» — вызывали у нее насмешливое недоумение. Ей хотелось спросить: «А ты что, не человек? У тебя своего мнения совсем нет? А если человек, то должна решать сама, что тебе можно, а что нельзя. И потом отвечать за свои поступки».

А вот теперь… Господи, был бы у нее муж, с каким удовольствием, она предоставила бы ему решение этой проблемы! Как сказал бы, так и сделала. Сказал бы — плевать на карьеру, даже если останешься без работы, я тебя всегда прокормлю… Муж — спина, стена, опора… Но у нее нет мужа.

«Да ладно, — одернула Вика саму себя. — Ну кто из моих знакомых в такой ситуации был бы спиной, стеной, опорой? Да никто!»

И тут почему-то перед глазами встало лицо чудного парня, с которым она познакомилась «На Лысой горе». Вот он бы смог… Рядом с ним было как-то удивительно надежно и спокойно. Даже странно — в таком настроении, в каком он был тогда, мужчины обычно раскисают, чуть не плачут. Девушка ушла к другому — серьезный удар по самолюбию. Нет, ему, конечно, тоже было несладко, но он не превратился в растекшееся мороженое. И еще думал, как этой девушке помочь выпутаться из каких-то неприятностей. Настоящий мужчина, за километр видно. Ну почему за Викой никогда такие мужчины не ухаживали! И почему она, дура несчастная, даже не спросила, как его зовут!..

Аникеева терзала бессонница. Он ворочался, перекладывал подушки и наконец, не выдержав, окликнул жену:

— Эля! Ты не спишь?

— Умный вопрос, — отозвалась из темноты Элеонора Иосифовна. — Нет, я сплю. Я еще не настолько стара и глуха, чтобы уснуть под такой аккомпанемент. Твои вздохи хуже любого храпа.

Ее голос был сух и сдержан. Иначе нельзя: если она сейчас начнет тоже охать и волноваться, страх Аникеева разрастется до невероятных размеров. Умная жена знала, когда надо проявлять заботу и сочувствие, а когда лучше охладить излишние страсти трезвой и даже жестокой иронией. А она умела быть спокойной и ироничной в любых ситуациях.

Аникеев приподнялся, а затем сел:

— Что за черт!

— Прими снотворное, Севочка, — невозмутимо посоветовала Элеонора Иосифовна.

— Не помогает. Я уже принял элениум.

— Прими двойную дозу. Тебе надо выспаться, чтобы завтра голова была свежей.

Аникеев ничего не ответил, откинул одеяло и свесил ноги с постели. Элеонора Иосифовна приподнялась на локте:

— Куда ты собрался?

— Никуда.

Он чуть-чуть помолчал, потом все-таки задал вопрос, который мучил их обоих:

— Эля, ты уверена, что мы все сделали правильно?

— Что ты имеешь в виду? — переспросила Элеонора Иосифовна, чтобы выиграть время и собраться с мыслями для ответа.

— Ты сама знаешь, — Аникеев передернул плечами. — У меня плохие предчувствия.

— Ну что еще такое?

— А если эта сучка-актрисулька не выманит Городецкую из квартиры? Помнишь, ты сама говорила, что она к ней привязалась, надо тактику менять…

— Ну, во-первых, тактику менять уже поздно, — Элеонора Иосифовна говорила медленно и рассудительно, в этой ситуации требовался только такой тон, — во-вторых, не забывай — своя рубашка всегда ближе к телу. Если нашей дорогой Виктории придется выбирать между семейным счастьем подруги и своей карьерой… Тут и думать нечего, понятно, что она выберет.

— Ты уверена? — снова спросил Аникеев.

— Уверена, — недрогнувшим голосом сказала верная жена. — Спи, дурачок. Спи.

Однако на душе у нее было неспокойно. Нехорошие предчувствия Аникеева словно передались Элеоноре Иосифовне. И когда Аникеев наконец уснул, она продолжала лежать без сна и обдумывать возможные ходы отступления.