Желтый бриллиант - Тамара Перова (2017)

Степаныч подошел к Сикорскому. Олег Борисович немного боком, виляя плечом, погрузился в объятия друга. Они слились в долгом любовном поцелуе. Было видно, что они очень скучали друг без друга. Они целовались еще и еще. Степаныч обнял Сикорского за плечи и почти на руках поднял по лестнице обратно в дом. В башне на первом этаже тускло светил ночник.

Татьяна Петровна отошла от окна. В висках стучало. Господи, что делать? Позвонить Ваське и все рассказать? А как он среагирует? Все только стало налаживаться! Васька, кажется, улетел в Норвегию. Анечка — с мамой, как хорошо! Может быть, ей все показалось? Степаныч зашел к хозяину дома с отчетом, помог ему подняться по лестнице? Она должна все знать. Сегодня она, не думая, поставила свою подпись в ответственном документе.

Татьяна Петровна еще раз посмотрела в боковое окно. На втором этаже башни ярко светилась хрустальная люстра. Цветные блики пробивались сквозь плотные занавески. Ночник на первом этаже погас.

Татьяна Петровна сняла тапочки, натянула на ноги еще одни носки и, бесшумно спустилась по лестнице. Лестница пару раз скрипнула. Эхо разнеслось по всему дому. Она зашла на кухню, попила воды, и как бы невзначай, случайно заблудившись в темноте, оказалась около двери в кабинет. Двери в этом доме были дубовые, очень тяжелые.

Кабинет — огромный, как читальный зал в библиотеке. Спальня Сикорского на втором этаже. Таня взялась за дверную ручку и потянула дверь на себя. Дверь бесшумно открылась. Кабинет освещался уличным фонарем. На журнальном столе — бутылка виски, два стакана, в пепельнице дымящаяся сигара. Несмотря на толщину кирпичных стен и мощные перекрытия, Таня услышала слабые мужские стоны. Кто-то нецензурно ругался. Таня замерла. Надо бежать, а она не могла шевельнуться. Вдруг загудел лифт. Она стояла напротив лифтовой ниши. Вдоль стены — большой угловой диван. Она знала, в таких конструкциях за углом большая пустое пространство. Но диван тяжелый, даже если она туда залезет, то наверняка не сможет вылезти. Лифт заурчал и стал плавно притормаживать. Шторы плотные, но при свете фонаря на ткани обязательно будет тень, как в «Театре теней». Голова работала, как любимый Колькин коллайдер. Стол! Письменный стол, внешний фасад закрыт тяжелой резной панелью. Стол, размером с микроавтобус. Стол однажды спас ее. Таня еще не успела втянуть за собой халат, как дверь лифта открылась, и двое голых мужчин в обнимку вошли в комнату и развалились на диване. Степаныч, слегка пихнул Сикорского ногой. Сикорский нехотя встал, включил хрустальный торшер, подкатил к дивану журнальный стол. Дрожащей рукой налил в оба стакана виски, раскурил еще одну сигару и дал ее Степанычу.

— Сикорский, а ты… Женился на бабе. Значит, изменил мне. Я обижусь!

— Прости, так надо, так велел монах. Иначе мне в аду гореть!

— Да ты и так в ад попадешь.

— Нет, я ни в чем не виноват, меня жалеть надо, я невезучий! — лепетал Сикорский и целовал колени Степаныча.

Степаныч громко засмеялся, глотнул виски.

— Ладно, Олежка, прощаю, но бабу твою при случае «сделаю». Иди ко мне, сладенький мой!

В резной панели письменного стола были маленькие, почти незаметные дырочки. Таня все видела, потом она закрыла глаза, чтобы не видеть, но звуки оставались. В коробке дубового стола был хороший резонанс. Наконец, Сикорский заснул. Степаныч перекинул его через плечо, отвез на лифте в спальню и через минуту одетый вышел на улицу.

Таня вылезла из-под стола, тихо закрыла дверь в кабинет и на лифте поднялась к себе в спальню. В дверном замке была защелка. Таня закрылась. Она еле добежала до туалета, ее сильно тошнило. Потом она долго стояла под душем. Приняла успокоительную таблетку. Она не зря рисковала. Теперь ей все окончательно понятно. Конечно, «такое» она видела первый раз в жизни.