Песок под ногами - Татьяна Успенская-Ошанина (2008)

Мы так и не успели разглядеть, кто же отнял у нас Ирину. Как бы этот любитель водного спорта не увёз нашу девочку по веренице озёр в большую воду! Но всё случилось так быстро, что нам оставалось лишь терпеливо ждать её на берегу. Ребята расселись на лодках, носами уткнувшихся в песок.

Олег бросился в воду, поплыл. Не догнал, покружил на месте, вернулся на берег. С него стекала вода. Подавшись вперёд, он неотступно смотрел в пустую даль.

В день приезда Олег вошёл в нашу комнату, как в свою, и поманил Ирину пальцем. Было уже поздно, мы собирались спать, но Ирина бросилась на зов. Я ухватила её за руку: «Не ходи, так не зовут. Ты должна уважать себя». Она осталась.

Вода держала Ирину, не пуская в себя.

Ветер пронзал насквозь. Только б не выпустить поводья!

— Ира! — долетел до неё далёкий голос Олега.

Итак, я отсиживалась у себя в комнате, читала и старалась не вслушиваться в разговоры и песни, всё-таки долетавшие до меня. На попутках дважды в неделю ездила к Косте, в эти дни возвращалась поздно. Я думала о наших спорах с Виктором. Неожиданно он оказался прав. В самом деле, существует только борьба идей: мы не живём, а спорим, причём каждый пытается отстоять своё. В такой ситуации о каком реальном счастье может идти речь? Моё представление о счастье как необходимости нести не только свою боль, но и чужую и отдавать то, что можно отдать, видимо, глубоко ошибочно. Зачем ребятам «нести чужую боль», когда наверняка и своей у них будет предостаточно?!

Сегодня разожгли костёр не возле дома, где всегда, а на поляне, на которой мы играем в волейбол и лапту.

Очень тихо в доме. Рыжик, как обычно, с ребятами. Распахнув глаза, слушает математические задачи и анекдоты, легенды и разговоры о кибернетике, песни и стихи. Что понимает, что сумеет запомнить? А сейчас наверняка тащит в костёр сушняк.

Сумерки высинили дом. Читать не хотелось.

«Пойми, раньше ли, позже ли, а в человеке обнаружится тот, кто в нём заложен, запрограммирован предками, — часто говорил мне Виктор. — Ты будешь только мучиться, изменить же ничего не сумеешь».

Попробовала улечься, вытянула ноги и руки, но кровать была жестка, а стены комнаты сдавили меня. Как они там, мои ребята? О чём говорят? Что поют сегодня? Вышла на террасу.

Неужели Виктор прав? Не люди — проблемы, не жизнь — решение логических задач? Какая чушь! Я не заметила, как пошла по мху нашего леса на слабый пока костёр, на глухой, едва доносящийся до меня говор. Запах сгорающего дерева, терпкий запах вечера кружили голову. Ребята все вместе — у костра. Не всё ли равно, кто прав: Виктор, муж, Глеб, Даша? Прав запах огня и травы, право таинство общения, когда людям хорошо вместе…

Подошла совсем близко. Огонь уже вскинулся высоко, победил сумерки и обозначил лица. А лица эти — чужие мне. Снова я всё выдумала, вовсе и не вместе ребята. Геннадий, развалившись на земле, с ехидной улыбкой лениво переводит взгляд с одного на другого. Глеб, слушая Шуру, брезгливо кривит губу. Олег равнодушно шевелит веткой в костре. Каждый сам по себе. И между мной и ими тоже нет никакой связи, она порвалась.

Увидела меня Даша, встала, пошла ко мне. В руке её свечкой горел прутик. Она спешила, и улыбалась сияя, и снова была золотистая.

Сизо-белый огонь летел к верхушкам сосен. Высоко, в поднебесье, он расцветал рыжими и белыми всполохами. Только Олег умеет разжечь такой непобедимый кострище. И, озарённый им, перебирает струны гитары:

Ваше величество женщина!

Как вы решились — ко мне?

Ирина шевелит губами, повторяя слова. Она ярко-розовая от огня. И губы её непомерно большие, опухшие.

Она по проволоке ход-и-ла… —

выстанывает Олег. Ирина придвигается к нему.