Песок под ногами - Татьяна Успенская-Ошанина (2008)

— Это просто болезнь роста, Глеб. Всё встанет на свои места. Ни я, никто другой тебе не помогут. И ты, и Даша, и Шура только сами можете научиться жить. Ты прав. Любят, помогают друг другу бездумно. Анализировать — значит не жить, а умствовать. Вот я… я, наверное, каждую минуту живу, С прекрасными книгами. Для вас… делаю всё, что могу, чтобы вам стало жить интересно… Ты уроки сделал на завтра?

Глеб ошалело уставился на меня:

— При чём тут «уроки»? Не надо так, я ведь серьёзно, я должен понять… что-то случилось после лета, а что — не пойму. И вообще… я не знаю, зачем живу; если умру, в общем, сравнительно скоро. Ответ на любой мой вопрос влечёт за собой целую цепь новых вопросов, и от самого малозначительного мы всё равно придём к одной и той же точке пересечения: зачем живём? От понимания смысла нашего существования зависит и то, каким мне быть… — Глеб оглянулся на Дашу, быстро вздохнул и продолжал: — Сегодня вы говорили о творчестве… Казалось бы, сама жизнь декадентов и есть творчество, творчество ради творчества. Однако были они сами счастливы и сделали кого-нибудь счастливыми — это вопрос. История смела их и вместе с ними большую часть их «творчества». Но, допустим, и впрямь творчество. А что делать мне, например, если я не способен к нему?

Я отъехала со стулом от стола. Глеб замолчал. Я встала, подошла к окну. Двор был выскоблен — вне времени года. Не двор — серый асфальт.

Через двор — детский сад. Двое тянут санки, в которых лежит на пузе человек, он везёт за собой ком снега. Человек пять что-то лепят. Там радостно, в этой небольшой клетке детского сада? В углу двора, прилипнув к ограде, стоит мальчик, одинокий маленький столбик, и смотрит на дорогу. Его, видно, зовут, потому что он оглядывается, но тут же снова припадает взглядом к дороге.

Хлопает где-то дверь.

И сейчас вокруг идёт жизнь, которой мы не знаем. Не может быть никакого смысла жизни без самой жизни.

Почему я не готовлю ребят к участию в ней, реальной, подчас суровой?

— У меня несколько лет назад учился мальчик Ваня, — заговорила неуверенно. — Добрый, активный, всегда взъерошенный. В первых классах он выступал в концертах самодеятельности: играл на баяне, пел. Ко мне пришёл в седьмой. Проучился недолго, наверное месяца четыре, и попал в детскую комнату милиции. Оттуда позвонил почему-то именно мне. Я взяла на поруки. Возилась с ним, всюду водила за собой. Вместе читали книжки, учили уроки. Но я не спасла его, он снова попал в лапы шпаны.

Холод проникал в школу. Накинула шарф, а согреться не могла.

— Не хочу вас обидеть, но собственные обиды, как правило, больше беспокоят тех, кто не замечает чужих страданий.

— Вам не кажется, что глуповато для того, чтобы уменьшить одну боль, нарочно искать другую? — Глеб насмешливо улыбнулся.

— К сожалению, долго искать не приходится, — сказала я горько. Уложила тетради в шкаф, взяла портфель и пошла к двери. — Идёмте! Хотите, познакомлю вас с Ваней? Покажу вам то, что прятала от вас. Внешне они играют так, как вы, но их игры не безобидны, у них заранее определена жертва, которая поплатится за проигрыш.

Вместо того чтобы побежать к автобусу, направо, я свернула налево, к пустырю. Наши ребята, да и учителя тоже, стараются держаться подальше от этого места. Здесь собирается шпана со всего района. Не дай Бог попасться к ним на глаза вечером.

Как и каждый день, сегодня тоже ребята гоняли шайбу по серому снегу. Вани среди них я не увидела.

— Хотите знать, зачем жить? — спрашиваю Дашу с Глебом. — Вы всё время ощущаете себя несчастными, вы решаете абстрактные проблемы. — Ищу знакомую девчоночью фигурку. Пальто не согревает, дрожу от холода, пока Глеб и Даша спокойно разглядывают ребят. — Смотрите! — Наконец вижу её, десятилетнюю девочку! — Она давно не девочка. Тогда ей было семь… — спешу я, сама боясь того, что говорю.

— Хватит, — передёрнула плечами Даша.