Мисс Келли принадлежала к типу людей, который мне был отлично известен. Честолюбивая ирландка всегда окажется вне почтенного и уважаемого общества, будь то в Индии или в театральном мире. Мисс Келли одновременно напомнила мне мать и опереточную певицу; удивительная смесь. Яркая, цветущая женщина, держащаяся с королевским достоинством; при всем том казалось, что королевские манеры она усвоила лишь недавно. Ей было сорок восемь; белые волосы стояли вокруг головы пышным облаком, а живописное платье с кринолином подошло бы скорее для сцены, нежели для обычной жизни.

— Чем могу служить? — осведомилась она при первой встрече.

— Я хочу выступать на сцене.

— Что вы умеете?

— То же, что умеют все молодые дамы. Еще — играть на фортепьяно и петь. Бегло говорю по-французски.

— На обычных умениях далеко не уедешь.

— Мадам, именно поэтому я пришла в вашу школу.

— Ладно, — уступила она. — Приходите завтра; посмотрим, что можно сделать.

На следующее утро мисс Келли провела меня в большую гостиную и указала на фортепьяно:

— Сыграйте что-нибудь.

Не задумываясь, я исполнила мазурку Шопена.

— Значит, вы любите быстрые танцевальные мелодии, — сказала мисс Келли. — Теперь станьте вон там и прочтите что-нибудь наизусть.

Не успела я начать, как она остановила:

— Вы очень странно произносите слова.

Увы: как бы я ни старалась придерживаться аристократичного английского выговора, меня неизменно выдавала память о местах, где я жила в детстве. Речь звучала не совсем по-английски: я часто тянула гласные, которым полагалось быть краткими, интонации были индийски-напевные, и к тому же часто прорывался ирландский выговор вкупе с некоторой жеманностью, свойственной моей матери.

— Давайте-ка еще раз, — предложила мисс Келли.

Теперь она остановила меня на второй строчке:

— Очень тихо говорите.

Я начала заново. В этот раз добралась до третьей строки, и мисс Келли в смятении покачала головой:

— Не знаю, право же, не знаю. Я очень постараюсь, но обещать ничего не могу.

Едва прошел слух, что я посещаю школу мисс Келли, отношение ко мне в обществе стало меняться. При моем приближении некоторые дамы умолкали или даже отходили прочь, юных девушек спешили увести. Я, несомненно, падала в глазах женского общества, зато популярность среди мужчин выросла стократ. Зная, что обо мне уже шепчутся, я могла лишь откровенно лгать, все отрицая. О предстоящем суде еще пока не было известно, до него оставалось целых пять месяцев, но рано или поздно сведения просочатся. До той поры мое положение замужней дамы служило хоть слабой, но все же защитой, однако время шло быстро.

— Безнадежно, это безнадежно! — вскричала мисс Келли.

У нас с ней проходило занятие в театральном зале; театр существовал при школе. Мисс Келли стояла в заднем ряду, а я пыталась что-то изобразить на сцене. Подводил голос: как я ни пыталась говорить громче, голос просто-напросто делался пронзительнее. В пустом зале отзывалось неприятное визгливое эхо.

— Ох, Элиза, — вздохнула моя наставница.

— Я стараюсь изо всех сил, — попыталась я оправдаться.

— Это-то меня и огорчает.

Она поманила меня к себе; я спустилась в зал и уселась рядом с ней в кресло.

— Жаль, что нет спроса на актрис с ролью без слов. Внешность у вас хороша, тут нет сомнений. Вам легко сыграть любовь и страдание; вы очень выразительны, хоть и порой переигрываете. И конечно, вы очень миловидны. Но стоит вам открыть рот — ну, сами же слышите.

— Я буду еще больше стараться, — обещала я.

Мисс Келли покачала головой.

— Едва ли выйдет толк. Пусть даже у вас внешность актрисы — но успеха вы никак не добьетесь. Придется нам придумать что-нибудь иное.

Я горестно смотрела на пустую сцену. Что иное тут может быть?

Мисс Келли вдруг хлопнула в ладоши:

— Знаю! Как же я раньше не додумалась? Вам надо танцевать!