Танец страсти - Марион Орха (2009)

Меня встретил не слишком молодой мужчина с крашенными в черный цвет волосами, намечающимся брюшком и широкой бочкообразной грудью. Хоть я и была слегка разочарована, показать этого не осмелилась. Сеньор Эспа был облачен в узкие черные штаны и короткую куртку; также на нем были сапожки с высокими каблуками. Меня поразили его густые брови — и невероятное чувство собственного достоинства.

Он провел меня в студию, где стены были увешаны зеркалами, а в углу праздно сидел гитарист.

— Aqui[24]. Встаньте прямо! — велел сеньор Эспа, стукнув тростью в пол.

Прочитав рекомендательное письмо, он с суровым выражением на лице обошел меня по кругу.

— Сеньора Келли полагает, что у вас есть способности.

— Она слишком добра, — ответила я.

Сеньор Эспа сверкнул на меня глазами и опять стукнул тростью.

— Вы умеете танцевать? Si или no?

— Умею.

— Es serioso?[25]

— От этого зависит моя жизнь.

— Миу bien[26],— сказал он. — Начнем сразу. Позвольте, я покажу.

Сеньор Эспа щелкнул пальцами, и гитарист заиграл. Сеньор с виду был неказист, но в танце совершенно преобразился. В течение нескольких мгновений он мог передать и гнев, и страдание. Густые брови сошлись к переносью, где залегла глубокая складка. Руки были точно птицы — они танцевали, порхали, отчаянно метались. Каблуки выбивали дробь ярости и желания, и сеньор Эспа даже сделался неожиданно красив. Когда танец закончился, его лицо блестело от пота, влажные черные пряди прилипли ко лбу.

— А теперь — вы. — Он указал на центр комнаты. — Забудьте, что вы — дама. Надо начать все с самого начала. — Тут он постучал тростью мне по спине. — Стойте прямо. Еще прямее. И подбородок выше. Выше! Смотрите мне в глаза. Aqui. Не отводите взгляд. Поднимите руки над головой. No, по! Не так. Вот как надо.

Когда я наконец встала, как требовалось, сеньор Эспа велел:

— Ahora[27] так и стойте. Ahora глядите мне в глаза.

Он пошел вокруг, ни на секунду не отводя взгляда от моего лица.

— Как себя чувствуете в такой позе?

Едва я подняла руки, как бюст выдался вперед еще больше, а диафрагма открылась. Я с наслаждением вдохнула — глубоко, целиком наполнив воздухом легкие. От этого ощутила себя каким-то могучим первобытным существом. И в то же время было неуютно: я оказалась совершенно открытой, незащищенной.

— Разведите пальцы, — велел сеньор Эспа. — Bueno, bueno[28]. Но в следующий раз оставьте корсет дома.

Неделя шла за неделей, и рыцарские чувства графа Мальмсбери ослабевали под напором вожделения. Сколько я ни взывала к его стремлению отечески опекать меня и защищать, это стремление истощалось. Делать нечего — приходилось позволять графу все больше и больше. Ему разрешалось целовать мне руки, запястья, шею. В целом я полагала, что щедрость моя безмерна. Я ему льстила, я его развлекала. Чего ему еще? Вполне достаточно. С какой стати он воображает, будто мне нужны его поцелуи?

Каждый раз, когда его губы на мгновение касались моих, мне становилось до боли грустно и горько. После вечера, проведенного в сражениях с вожделеющим графом, я бродила по комнатам совершенно безутешная.

— Пока страсть пылка, собирайте драгоценности, — советовала Эллен.

— Я не куртизанка!

— Будьте практичны.

— Уйдите! — гнала я ее.

Как-то раз, оставшись одна, я вывернула на постель содержимое шкатулки с драгоценностями. Среди прочих безделушек лежала дорогая, с любовью подаренная вещица, завернутая в голубой шелковый лоскут. Брошь в виде бабочки — подарок Джорджа.

Не удержавшись, я развернула шелк, внимательно рассмотрела тонкую работу. Бабочка была из серебра и ляпис-лазури, в синие крылья было вставлено по яркому топазу, по краям сверкали крошечные алмазы. Брошь была почти точной копией той настоящей, живой бабочки, которая появилась на свет у Джорджа в каюте.