Отражение звезды - Марина Преображенская (1997)

— Погодите. Я сначала сообщу вам все, о чем мы успели узнать. Этим делом у нас занимается выпускник высшей школы милиции. Они ведь все, только что выпустившиеся, резвые, словно ищейки. Все вынюхают, выбегают, выслушают. Им можно доверять. Это уж потом жирком зарастают — и через пень-колоду… понимаете…

— Я не знаю, кто…

— Григорий Юрьевич, — снова перебил Каратаева следователь, — Ефим действительно знал вашу Леночку. Ни о какой Раисе он и слыхом не слыхивал. А Леночка, понимаете, — он брезгливо взглянул в сторону пламенеющей от стыда и переполнявшего ее гнева девушки, — подцепила как-то его на улице, притащила в какой-то подвал, выкрала… — Лена едва не подпрыгнула на месте. — Да-да! Выкрала, будем говорить прямо, бумажник, а потом стала периодически названивать к нему в дом и устраивать сцены по телефону…

— Но это ложь! Я никогда ничего ни у кого не крала! Я зарабатывала тем, что продавала журналы. Вы можете обратиться в редакцию, меня видели там каждый день. Каждое Божье утро! Ни свет ни заря!

— Позвольте закончить? — следователь снова ткнул в ее сторону авторучкой. — Разве продажа журналов и воровство — вещи взаимоисключающие? — спросил он Каратаева. — Нет, доложу я вам! Очень даже можно продавать журналы и… не только красть, но и… заниматься проституцией! Именно за этим Григорьева и завлекла Ефима в подвал. Ко всему прочему, она принимала наркотики…

— Это ложь! — Лена едва сдерживала слезы. — Это абсурд! Это он пытался посадить меня на иглу! Он насильно вкалывал мне эту гадость, он использовал меня! Господи, да неужели нет на этом свете справедливости?

— А что касается указанного вашей племянницей адреса, то наши люди там были. В квартире никого нет. Там даже нет мебели. Хозяин уже с год в Нидерландах, он тоже весьма благонадежный человек. Ни отец Ефима, ни мать и слыхом не слыхивали о товарище Сомове, хозяине, стало быть. Ефим также отрицает знакомство с ним.

Опросили соседей. Никто его по фотографии не узнал. Да и вообще рядом с квартирой, о которой сообщила Григорьева, живет старушка — Найденова Марфа Поликарповна. Она почти не выходит из дому и говорит, что никаких шумов из сорок первой не слышала. Вообще — ни-ка-ких, понимаете?

— Вы проверяли, хорошо ли слышит ваша Марфа Поликарповна? И что, кроме Найденовой, больше никто там не живет?

— Григорий Юрьевич, — следователь почесал затылок и продолжил назидательным тоном, — я знаю, у вашей, так сказать, племянницы было тяжелое детство. Правильно? — Каратаев кивнул. — Она почти все свое детство прожила в подвале, правильно? — Каратаев снова кивнул. — Не пробовали ли вы показать ее психиатру? И то, что она сбежала из детдома, и то, что она росла в весьма… необычных условиях, и то, что она, уже будучи взрослой девицей, снова вернулась в подвал… Ну скажите, чему хорошему можно научиться среди бандитов, беспризорников, воров — всей этой бомжующей гнилой братии? Кто может подтвердить, что Григорьева и, как она говорит, та вторая девица, как ее? Ну, Стоянова… — он посмотрел в исписанный листок, — да-да, Стоянова Раиса, вообще жили в пустой без мебели квартире?

А вот то, что Григорьева жила в подвале, промышляла воровством и проституцией, могут подтвердить многие свидетели. Ефим сам никогда не пользовался услугами Григорьевой, это было ниже его достоинства, но у Ефима был друг, а у друга еще друг и еще пара приятелей… Понимаете? Все они, как на подбор, в один голос…

— Сволочи! Вас купили! — Лена вскочила, ударила кулаком по столу, слезы брызнули из ее глаз, и она бросилась к двери. Уже стоя на пороге, она повернулась лицом к оторопевшим мужчинам и тихо произнесла: — Я вырою из-под земли этого вашего Фиму!

Дверь с грохотом захлопнулась. Каратаев поднялся с места, посмотрел в глаза следователю.

— Я тоже проведу независимое расследование. И не дай Бог, если все, что говорит она, — он кивнул в сторону двери, — окажется правдой.

— Следует ли это понимать как угрозу?