Мой единственный - Джил МакНейл (2006)

Чарли становится более спокойным, и его приступы раздражения случаются реже, но они по-прежнему такие же бурные. Иногда возникают невыносимые ситуации, когда мы сидим, обнявшись, или я читаю ему сказку, а он вдруг неожиданно спрашивает, почему он заболел; может быть, он сделал что-нибудь не так, и могу ли я ему пообещать, что такого больше не повторится? Мы проводим долгие беседы о том, что такое инфекция и что это был просто несчастный случай; он соглашается, но я чувствую себя совершенно измотанной. Невыносимо смотреть, как он встревожен. Сэлли разговаривала со своей подругой, детским психологом Мелой, которая говорит, что у детей, выздоравливающих после тяжелой болезни, очень часто появляются поведенческие проблемы, к этому нужно относиться спокойно. Не представляю просто, как родители справляются с продолжительными серьезными болезнями, это же настоящая пытка. Я понимаю, что мне повезло, но в то же время чувствую, что пережила огромную травму, и это очень тяжело. Я чувствую вину за то, что подвела его, не смогла защитить, за то, что думаю о своих переживаниях, вместо того чтобы сосредоточиться на нем. Я знаю, что это будет тянуться долго, и вообще это ужасно — сердиться на его вспышки раздражительности и встревоженности по сравнению с тем, чем все это могло кончиться. И все-таки я сержусь, даже больше ради него, чем себя самой; и, видя его вспышки ярости, чувствую, что снова подвожу его. Я чувствую, что ничего уже не будет так, как прежде: как только стали сбываться самые страшные кошмары, ты начинаешь понимать, как все хрупко. Мне приходится делать над собой усилие, чтобы не переборщить, пытаясь защитить его от мира. Мне хочется завернуть его в одеяло и не выпускать из дома в ближайшие десять лет, но понимаю, что это неразумно, а может быть, и незаконно.

Терапевт, доктор Беннет, приезжает осмотреть Чарли; он очень дружелюбен, так как понимает, что я не собираюсь подавать на него в суд за то, что он не сумел поставить правильный диагноз во время наших первых двух визитов. Чарли приходит в ужас от того, что в доме появился врач, он кидает в него «Лего», а затем настаивает, чтобы бедняга вытащил из своей сумки все шприцы и иголки и отнес их обратно в машину. Убедившись, что ему не собираются делать уколов, он успокаивается, но немного, все еще держится настороженно, жмется ко мне и крепко держит меня за руку. Бедный доктор старается изо всех сил держаться по-дружески, даже пробует шутить, но Чарли не реагирует, прищуривает глаза и внимательно наблюдает за каждым его движением. Врач выписывает Чарли в школу, еще раз пытается пошутить, а потом говорит, что ему пора уходить.

Пока я его провожаю, он говорит:

— Безусловно, подобные случаи очень сложно определить сразу, и мы сильно рассчитываем на родителей, что они вызовут нас до того, как наступит ухудшение.

Я думаю, это не справедливо, и говорю ему об этом:

— Значит, если бы случилось самое плохое, я сама была бы виновата?

— Нет-нет, я совсем не это хотел сказать.

— Я понимаю, но впечатление складывается именно такое.

— Я не это имел в виду. Я до сих пор чувствую себя ужасно из-за всей этой истории. Мне действительно очень жаль. — Он выглядит абсолютно несчастным.

— Теперь все позади, он выздоравливает.

— По крайней мере, кидаться «Лего» уже может.

— Простите его за это.

— Ну что вы, не стоит, бывали случаи и похуже. Однажды меня очень сильно укусил малыш, а ведь они с мамой пришли лишь выписать повторный рецепт. Я по-настоящему счастлив, что Чарли поправляется.

Он идет к машине, а я возвращаюсь в гостиную и вижу, что Чарли примостился у окна и делает вид, что стреляет доктору в спину.