Семья - Тони Парсонс (2009)

Было время, когда Джессика не могла выносить присутствия Майкла. Сама мысль о том, что он так дурно поступил с Наоко, что посмел рисковать счастьем Хлои, приводила ее в бешенство. Но где-то в глубине души она очень быстро простила деверя, хотя и понимала, что не ее это дело — прощать его или нет.

Джессика простила его не потому, что, как она знала, он всегда ей симпатизировал. И не потому, что он изо всех сил старался наладить отношения с Наоко. И даже не потому, что он обладал своеобразным шармом, который в присутствии Джессики включал на полную мощность. Нет, Джессика простила Майклу все его грехи за то, что он любил свою дочь. Мужчина, который так любит своего ребенка, не такой уж и плохой, вам не кажется?

В комнату вошли Паоло и Наоко с подносами в руках. На подносах стояли крошечные кофейные чашки и тарелки с итальянскими бисквитами, которые так любили братья.

— Чем это пахнет? — поморщившись, спросил Паоло.

Все посмотрели на Хлою. Девочка стояла, держась за диван, в полном неведении относительно своего проступка, и продолжала покачиваться в ритме песенки «Колеса автобуса». Вот она подняла вверх ножку, и сквозь трусики и памперс немедленно полилась желтоватая струя. Четверо взрослых — Майкл, Наоко, Паоло и Джессика — дружно рассмеялись.

— Очень забавный ребенок, — сказал Майкл, подхватывая на руки Хлою и запечатлевая на ее бесстрастном личике поцелуй. Она продолжала, не отрываясь, смотреть на экран. — В высшей степени забавный ребенок.

Вечером, собравшись ехать домой, Джессика и Паоло некоторое время сидели в машине и молчали. Он ждал, когда она подберет нужные слова. Потом она сказала:

— Все, что у тебя есть, — это я.

— А мне больше ничего не надо, — ответил Паоло.

17

Он вошел в клинику с робкой улыбкой на лице — огромный мужчина с какой-то медлительной, тигриной грацией в движениях.

Он сильно отличался от других мужчин, которые приходили на прием к Меган, и не только тем, что у него не было пивного животика, а его кожа не отливала синевой из-за нездорового питания (это являлось нормой для большинства живущих в окрестностях людей). Да, он был гораздо более подтянутым, но главное его отличие от остальных состояло в том, что он обладал какой-то старообразной вежливостью и мягкостью манер.

Боксер.

— С кем же вы сражаетесь на этот раз? — спросила Меган.

— С одним мексиканцем. Восходящей звездой. Я видел его пленки. — Меган уже усвоила: это значит, что он уже просмотрел бои противника на видео. — Очень техничный боксер. Для мексиканцев это редкость. Как правило, они любят молотить и отбиваться.

— Звучит устрашающе.

Робкая улыбка на лице.

— Посмотрим.

— А ваша дочь, Шарлотта, пойдет за вас болеть?

— Шарлотта. Нет, она останется с матерью.

Боксер был отцом-одиночкой. Его жена, также пациентка их клиники, когда-то бросила мужа с ребенком. У нее появился другой мужчина и на подходе был другой ребенок. Шарлотту воспитывали отец и его мать. Бабушка сидела с девочкой во время его тренировок. «Если бы не было бабушек и нянь, — думала Меган, — то наш район стал бы районом сирот».

Каждый раз перед боем боксер должен был проходить в клинике полное медицинское обследование. Последний раз у него вышел облом: Меган нашла в его моче следы крови, которые сигнализировали о том, что в почках имеется какая-то патология. У нее не было другого выхода, и она написала об этом в его медицинском заключении, после чего его не допустили к соревнованиям. Он был страшно разочарован, но принял приговор молча, как очередной удар судьбы. Большинство ее пациентов в таких случаях тут же начали бы кричать и скандалить. Но он был не из таких.

Теперь она смерила ему давление, проследила сердечный ритм, изучила сетчатку. Прослушала его голос на предмет хрипоты или глотания слов. А потом вручила ему маленькую пластиковую бутылочку.

— Нет проблем, — сказал он.