Семья - Тони Парсонс (2009)

В конце концов человек из черного такси бросил Оливию на все той же съемной квартире, где они прожили несколько лет, и вернулся домой, к жене и детям. Но Оливия не казалась запуганной жизнью и обстоятельствами. Та высокомерная манера поведения, которую она приняла еще в 1950-е годы, с тех пор ей ни разу не изменяла. Меган верила в свою мать.

— Что же ты мне посоветуешь сделать, мам?

— Дорогая, ты все делаешь правильно.

— Разве? А вдруг нет?

— Сейчас тебе ни в коем случае нельзя связывать себя по рукам и ногам, Меган. У тебя впереди целая жизнь. А что, если ты встретишь какого-нибудь юного и прекрасного самца? Какого-нибудь даровитого хирурга? — При этой мысли глаза Оливии заблестели от удовольствия, но она тут же нахмурилась, злобно скомкала свою сигарету и заранее обиделась на свою младшую дочь за то, что та не разделяет ее восторгов по поводу возможностей столь блистательной партии. — Представь, разве он захочет брать на себя заботу о чужом ребенке?

— Да это пока еще вовсе и не ребенок, — сказала Меган скорей себе самой, нежели матери. — Джессике я бы не смогла этого объяснить. Именно поэтому я ей ничего и не сказала. Да и Кэт тоже… У него все еще есть хвост. Это скорей устрица, а не ребенок. Представь, вот он вырастет…

Оливия вздохнула.

— Дорогая, ты не можешь себе позволить ни с того ни с сего обзавестись орущей маленькой машинкой по производству дерьма. Именно на этом погорела я. Это не угроза, дорогая. Но тебе ни в коем случае нельзя сейчас рожать.

На глаза Меган навернулись непрошеные слезы.

— Ты так думаешь? — снова переспросила она. — Ты и правда считаешь, что я не могу рожать?

— Только не сейчас, дорогая. После сдачи всех этих ужасных экзаменов. Ты ведь такая умная девочка и столько лет проучилась в медицинском колледже. И столько лет выносила горшки в этих ужасных больницах Ист-Энда. — Вид у матери был испуганный. — О Меган! Ребенок! Только не сейчас, мой цыпленочек!

Меган прекрасно знала, что посоветует мать. В сущности именно поэтому она и решила с ней встретиться. Чтобы услышать, что нет абсолютно никакого выбора. Что ей ничего другого не остается, как избавиться от этой беременности. И тут даже думать не о чем. Возможно, причиной этой особой близости Меган к матери был тот факт, что Меган лучше всех остальных ее помнила.

Последняя встреча Оливии со всеми своими дочерьми произошла больше пятнадцати лет тому назад. Тогда Меган была ясноглазой двенадцатилетней девчонкой, Джессика, которой только что исполнилось шестнадцать, — томной, хорошенькой девушкой, слегка бледной после недавнего школьного похода на лыжах, а Кэт в свои двадцать уже превратилась в молодую женщину и после двух лет учебы в университете чувствовала внутреннюю уверенность в себе. В то время как они пили чай и ели пиццу, именно Кэт не скрывала своих обид и открыто жаждала испортить настроение матери.

Оливия мимоходом сообщила дочерям, что не сможет присутствовать по окончании учебного года на торжестве по случаю присуждения наград в школе Меган (которая всегда была среди лучших учеников), так как ее пригласили попробоваться на роль домохозяйки в одном коммерческом сериале. («Слишком стара, — обменялись мнениями продюсеры после ее ухода, — слишком помпезна».) Тогда Кэт не сдержалась и взорвалась:

— Почему ты не можешь быть матерью, как все? Почему не можешь быть нормальной?

— Будь я нормальной, вы тоже стали бы абсолютно нормальными.

Меган не понравилось такое утверждение. В устах Оливии нормальность представала чем-то ущербным. По ее мнению, если бы Меган была нормальной, то об успехах в учебе пришлось бы забыть, а тем более о получении призов в конце учебного года, — она была бы столь же тупой и медлительной, как все остальные ученики в школе.

— Но я хочу, чтобы мы были нормальными, — засопела носом Джессика, и Оливия рассмеялась, словно ее дочь сказала невесть какую смешную шутку.