Мое сокровище - Тереза Ромейн (2017)

– Так что, притворимся, что между нами ничего не было? – спросила она.

Джилс молча поднялся на ноги и принялся натягивать свой ужасно зауженный предмет одежды. Потом, наконец, пробормотал:

– Я не очень-то умею притворяться. – Он протянул девушке руку, чтобы помочь подняться. Ее ладонь лишь на мгновение соприкоснулась с его ладонью. – И я, наверное, буду часто думать обо всем произошедшем. Даже в самые неподходящие моменты. К примеру… когда на тебя посыплется сухая хвоя или когда ты будешь есть суп во время обеда…

– Или когда ты будешь кусать губы, ломая голову над шкатулкой, – продолжила Одрина.

– Я действительно кусаю губы?

Она кивнула, глядя ему в лицо.

– Да, кусаешь. И знаешь… Мы оба будем об этом думать. Осознавая, что ничего такого больше не повторится. – Едва заметно улыбнувшись, она покинула библиотеку. Внешние приличия – прежде всего…

Глядя ей вслед, Джилс думал о том, что он действительно восхищался храбростью. И Одрина вполне обладала этим качеством. Ей было отведено определенное место в этом мире, и теперь она даже не знала, сможет ли ему впредь соответствовать. Тем не менее она с невозмутимым видом продолжала шагать по жизни, не страшась воинствующих поборников морали. А вот он, Джилс…

Ох, как же он изменился! Почему он отказался от своих устремлений ради отцовской мечты о золоте и драгоценностях? Боль в запястьях утихла, и Джилс нагнулся, чтобы поднять оставленный на полу карандаш. Затем сложил шаль Софи, повесил ее на спинку стула, после чего загасил лампу и свечи. Боль, конечно, снова вернется, это лишь вопрос времени. Ну, а пока…

Одрина словно все перевернула в его душе. Заставила его забыть о своих умирающих руках и вспомнить о мечтах… А ведь ему сейчас надо думать лишь о том, как открыть эту золоченую «химицу-бако» и поскорее вернуться в Филадельфию.

Да, конечно, ему уже поздно следовать за звездой, однако Одрина вызвала у него желание именно так и поступить.

Глава 11. В которой создается рисунок неопределенного характера

В течение последующих трех дней природа как будто затаила дыхание. Небо было пасмурным, и дождь чередовался с мокрым снегом. Глядя на происходящее за окном, Одрина пребывала в ожидании, – ибо теперь, когда кое-что изменилось, следовало ждать и других изменений. Однако за эти три дня так ничего и не произошло.

Большую часть времени все проводили в гостиной, где жарко пылали оба камина. А Джилс сидел все за тем же столиком и делал вид, что занимается шкатулкой. По молчаливому согласию Одрина перестала записывать варианты перемещения панелек, так как его попытки открыть шкатулку уже казались несерьезными. Ведь если бы он открыл ее – пусть даже она оказалась бы пустой, – у них уже не было бы причин здесь оставаться.

И хорошо, что они с Джилсом не поклялись, что совершенно забудут их ночное общение в библиотеке. Конечно, словесная часть этого общения была под конец не очень-то приятной и даже болезненной, но зато те моменты, когда они обходились без слов, доставили массу удовольствия…

Однако чаще всего Одрине вспоминался именно их разговор. Возможно, поэтому и создавалось впечатление затишья перед бурей. Теперь, после того как она увидела кольца Сатурна, узнала, что у Юпитера есть несколько лун, а звезды имеют разные оттенки, Англия стала казаться ей совсем маленькой. А Лондон, куда она так стремилась, находился, в сущности, под самым носом, и ее отец с Ллуэлином, должно быть, уже завершили свое путешествие. Ричард Резерфорд и леди Ирвинг украсили праздничными гирляндами все, что только возможно, а леди Дадли подвесила на шеи своих собак колокольчики. Во всем чувствовалось приближение Рождества со всеми его радостями и очарованием.