Мгновения жизни - Марика Коббольд (2007)

Вечеринка устраивалась в честь леди Руфи Рассел, которая долгое время жертвовала деньги на содержание школы, а когда-то давно даже училась в ней. Леди Рассел превзошла сама себя, профинансировав строительство отдельного художественного корпуса. Новое здание нарекли Бернард-Уитеринг-Холлом в честь ее отца, погибшего в Первую мировую войну. Ему исполнилось двадцать четыре года, и он только что получил звание лейтенанта, когда был ранен под Ипром и умер от ран три недели спустя. Он оставил молодую вдову, так никогда и не оправившуюся от утраты, и маленькую дочь, которая только что научилась говорить «папа», но так никогда и не увидела человека, скрывавшегося за этим словом. Ныне эта маленькая девочка превратилась в согбенную престарелую даму с морщинистым лицом. Детей у нее не было — пустая обветшалая оболочка, снабженная реактивным двигателем. Чтобы расслышать то, что говорит леди Рассел, приходилось низко склоняться к ней, но стоило взглянуть в ее выцветшие бледно-голубые, слегка навыкате глаза, живые и смеющиеся, и вы превращались в ее раба. Она жила с компаньоном, мужчиной средних лет, в большом каменном особняке в викторианском стиле на окраине города. Робина часто упоминала о леди Рассел, которую просто обожала. Во время заседаний всевозможных комитетов они всегда сидели рядом.

Робина мыла бокалы, сетуя на то, что подобные мероприятия всегда были недостаточно хорошо организованы, вот и сейчас она вынуждена помогать официантам, разносящим блюда с канапе[7] и желто-розовые глазированные пирожные, которые испекли ученицы. Грейс приняла у нее из рук тяжелую тарелку, заметив, что Робине хотя бы раз стоит побыть гостьей, отдохнуть и расслабиться. Робина едва не выхватила у нее тарелку обратно, но сдержалась, лишь плечи ее безвольно поникли. Позже Грейс заметила в разговоре с Эндрю, что она выглядела как мученица, которой объявили о всеобщей амнистии для христиан.

Леди Рассел сидела за столом, специально установленным для нее в передней части комнаты. С одного фланга ее прикрывал Колин, с другого — симпатичная молодая женщина в красном. Робина заявила, что хочет представить Грейс.

— Леди Рассел, позвольте представить вам мою новую невестку. — Она приблизилась к почтенной даме, подталкивая вперед Грейс, и на лице у нее появилось озабоченное выражение. — Вам не холодно, леди Рассел? — Грейс видела, как правой рукой Робина принялась суетливо поправлять шаль, укутывающую плечи старой женщины. «Не делай этого, — подумала Грейс. — Она не из тех женщин, которым нравится, когда посторонний человек позволяет себе поправлять им шаль». Может, телепатия все-таки существует, потому что рука Робины вдруг застыла. Перестав поправлять шаль, она льстиво заявила, что, по ее мнению, отец леди Рассел был бы очень, очень горд. Леди Рассел обернулась к молодой женщине в красном и театральным шепотом осведомилась:

— Джоанна, дорогая, мы знакомы с этой женщиной?

Робина предпочла удалиться.

— Не расстраивайтесь, — попыталась утешить ее Грейс, когда сумела догнать свекровь. — Она, наверное, не в своем уме.

— Не в своем уме, держи карман шире, — злобно сплюнула Робина, и в глубине души Грейс не могла с ней не согласиться. В поведении леди Рассел не чувствовалось ни капли слабоумия. Резким и обиженным тоном, какого Грейс еще не доводилось слышать, Робина прошипела:

— Нет, она просто злобный старый сноб, который обожает ставить других в неловкое положение. — Она сделала несколько глубоких вдохов и, похоже, немного успокоилась. — Подумать только, как милы мои старички в клубе «Эвергрин». Всегда так рады тебе, всегда так благодарны, за то что ты для них делаешь.

— Наверное, это ужасно — состариться, да еще и быть благодарным.

— Они не обязаны быть никем, Грейс.