Чужие страсти - Эйлин Гудж (2010)

Абигейл отметила, что она прекрасно выглядит. Это снова была та Лайла, которую она помнила по юности — излучающая здоровье, с ясным взглядом и легким румянцем на щеках. Ее наряд — замшевый пиджак и шелковая блузка цвета баклажана в сочетании с черными джинсами — вряд ли можно было отнести к образцам высокой моды, к которым она привыкла, будучи царствующей королевой общества, но был стильным и по-своему шел Лайле даже больше, чем слишком идеально подобранные ансамбли, которые Абигейл помнила по старым фотографиям светской хроники. Но дело было не только в новом внешнем облике Лайлы; она казалась более раскрепощенной. Это чувствовалось даже по шутливому тону, когда она ответила Абигейл, поинтересовавшейся ее новой работой.

— Думаю, что я наконец начинаю приспосабливаться к нашему телефонному аппарату с гарнитурой, — сказала Лайла. — На этой неделе у меня сорвался только один звонок, да и то случайно.

— Это прогресс, — согласилась Абигейл.

— Впрочем, мне это очень нравится. — Глаза Лайлы горели, чего никогда не было, пока она работала домоправительницей в Роуз-Хилл. — Работа в агентстве дарит мне ощущение, будто я вновь переживаю лучшую часть своего прошлого. Все эти поездки, в которые мы отправлялись вместе с Гордоном — Рим, Париж, Лондон, зимой — Карибские острова… — Она задумчиво вздохнула. — Ежедневное напоминание о том, что да, когда-то я действительно жила настоящей жизнью.

— А сейчас не живешь?

— О, не пойми меня неправильно. Я не жалуюсь, — ответила Лайла с легкостью, которая была выразительнее любых слов. — Работа отличная. И во многих отношениях жизнь у меня тоже отличная. Например, кто бы мог шесть месяцев назад предположить, что мы с тобой будем вместе обедать? — Она огляделась по сторонам — они сидели в застекленном внутреннем дворике, так что могли нежиться в солнечных лучах и при этом не мерзнуть, — а затем, улыбнувшись, снова перевела взгляд на Абигейл. — Я понимаю, это прозвучит как штамп, но воистину нужно потерять все, чтобы понять, что на самом деле имеет значение.

Абигейл улыбнулась ей в ответ, едва тоже не впав в сентиментальность.

— Как Нил? — осведомилась она.

Они не говорили с Лайлой уже несколько дней, и ей, как всегда, хотелось услышать об успехах, которые он делает, — как и обо всем, что вселяло в нее надежду.

— Хорошо, — осторожно ответила Лайла. Два раза в неделю Нил встречался с психотерапевтом; на него явно действовали антидепрессанты, которые он сейчас принимал, — это были уже не те лекарства, что были предписаны ему до пожара. С точки зрения Лайлы, разница была как между небом и землей. Но она, тем не менее, предпочитала оставаться осмотрительной, стараясь не нагружать Нила и себя слишком большими ожиданиями. — Накануне у него состоялся мини-прорыв — был прием у психотерапевта, на котором многое стало понятно. Похоже, что Нил скрывал в себе гнев и обиду не только на своего отца, но и на меня.

— Но почему? Что такого ты сделала?

Энтузиазм Лайлы угас, и она побледнела.

— В тот день я оставила Гордона одного.

Больше никаких объяснений не требовалось.

— Мне кажется, между этими вещами нет никакой разумной связи, — вздохнув, сказала Абигейл.

— Дело не только во мне — Нил корит и себя самого. Он думает, что, если бы он был хорошим сыном, Гордон сейчас бы жил. Я понимаю, что это полная бессмыслица, но сын действительно так чувствует. — На лбу Лайлы появились привычные уже морщинки озабоченности, но затем ее лицо снова разгладилось. — Однако я рада, что он сказал мне об этом, хотя, признаться, слышать это было тяжело. По крайней мере, теперь я знаю, что думает сын. Я предпочитаю иметь дело с реальным Нилом, со всеми его достоинствами и недостатками, чем с видимостью идеального сына, который на самом деле не такой уж идеальный.

Абигейл, вспомнив о Фебе, которая по-прежнему была очень замкнута, подумала: «Если бы мне только удалось сделать так, чтобы она поговорила со мной…»