Чужие страсти - Эйлин Гудж (2010)

Он сидел напряженно, приготовившись к плохим новостям; доктор Гроссман закрыл лежавшую перед ним на столе папку. Обычно медсестра сообщала Вону о результатах его анализов по телефону, но на этот раз врач пригласил его зайти к нему в кабинет. И сейчас Вон изучал лицо этого человека так же пристально, как минуту назад тот изучал его карточку. Низенький, круглый, с копной курчавых волос, тронутых сединой, в своих оксфордских туфлях и мятом твидовом костюме, доктор Гроссман наводил на мысль о персонаже водевиля, переодетом в белый халат; только вот в образе этого гематоонколога с его холодной и твердой, словно хирургический инструмент, манерой общения с пациентом, не было ничего комического. Ничто в этом покерном выражении лица не давало повода для ободрения. С таким же успехом доктор сейчас вполне мог готовиться к тому, чтобы произнести ему смертный приговор.

Когда же лицо Гроссмана расслабилось в улыбке, это было похоже на помилование, пришедшее в последнюю минуту перед казнью на электрическом стуле.

— Что ж, Вон, я рад сообщить вам, что все это выглядит очень неплохо, — сказал он, постучав по папке своим коротким, выпачканным чернилами пальцем. — Результаты клинического анализа крови хорошие. Количество лейкоцитов тринадцать и три — вполне в рамках нормы. И томографическое сканирование на этот раз уже ничего не выявило. Поэтому я и пригласил вас сегодня к себе, чтобы лично сообщить вам эти новости. Думаю, можно смело утверждать, что рака у вас нет. — Его улыбка растянулась в широкую усмешку. Собственно говоря, Вон видел такое впервые за все эти долгие месяцы.

Просидев с затаенным дыханием несколько мучительных минут, он наконец-то свободно вдохнул. Комната вокруг него слегка покачивалась, словно лодка в открытом море.

— Вау. Это… — Вон замолчал и покачал головой, как будто не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства.

— Разумеется, вам необходимо продолжать наблюдаться у нас, — сказал доктор Гроссман. — Я хочу, чтобы вы снова появились здесь через три месяца, а после этого — каждые три месяца в течение, по крайней мере, ближайших двух лет. А сейчас… вы можете идти. Мои поздравления, Вон. — Он встал и пожал Вону руку. — Что же теперь? Вам, должно быть, не терпится вернуться к своей работе?

— Вы себе этого даже представить не можете. — Все это время Вон жил, день за днем, стараясь не загадывать слишком далеко, но теперь вдруг понял, что у него просто руки чешутся поскорее вернуться к своей походной жизни.

— Сдается мне, что это означает только одно: очень скоро вы снова отправитесь в какой-то отдаленный уголок нашей планеты.

— Чем дальше, тем лучше. И чтобы ноги моей не было ни в каких врачебных кабинетах. То есть на ближайшие три месяца, конечно, — спохватившись, добавил Вон. — Я не хотел вас обидеть, док.

— Я и не обиделся, — улыбнулся доктор Гроссман. — Только в любом случае не позже этого срока. — Он заглянул в календарь, открытый на апреле. — Значит, увидимся в конце июля?

— Вы можете на это твердо рассчитывать. Иначе мне пришлось бы полагаться на знахарей, и можете мне поверить: даже при моей тяге к новым впечатлениям, я все равно не хотел бы обращаться к ним, — отшутился Вон.

Он машинально провел рукой по волосам, радуясь и удивляясь тому, какими длинными и густыми они стали. Все было по-прежнему: его старая жизнь вернулась в свою колею. Теперь остается лишь поразмыслить над тем, как ему этой жизнью распорядиться.

Неторопливо идя на запад по 68-й улице в сторону метро, он поймал себя на том, что постоянно улыбается. На сердце было так легко, как не было очень и очень давно. В своих мыслях Вон уже видел годы, разворачивающиеся перед ним, словно манящий асфальт нового скоростного шоссе. Он думал о местах, которые ему предстоит исследовать, и о приключениях, ждавших его впереди. Он думал о…

Абигейл.