— Ты думаешь, что я сержусь на тебя? О Боже. — Кент закрыл лицо руками, издав тихий сдавленный стон. Когда он поднял голову, глаза его были мокрыми. Он повернул свое искаженное страданием лицо к Фебе: — Детка, я хочу, чтобы ты выслушала меня, потому что это важно. — Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, и смотрел ей в глаза. — Это не твоя вина. Что бы ты ни думала, этот человек, твой учитель… он использовал тебя. И ты можешь быть уверена, что этого больше никогда не произойдет, как не произойдет ни с какой другой девочкой. Будь моя воля, он бы уже сидел за решеткой, — добавил Кент сквозь зубы.

Феба выглядела несколько встревоженной.

— Но он не преступник. Все было не так, — запротестовала она со слезами в голосе.

— Тебе шестнадцать. А он взрослый человек. Господи, если бы он сейчас был здесь, я размазал бы его по этой стенке. Я бы…

Доктор Эрнст поднял руку, призывая Кента помолчать.

— Дайте Фебе закончить. Важно, что она чувствует по этому поводу.

Абигейл сидела в шоке, слишком оглушенная, чтобы что-то говорить или хотя бы двигаться. Сначала она вообще не могла уяснить, о чем Феба им рассказывает. Затем до нее дошло: моего ребенка изнасиловали. Называйте это как хотите — соблазнили, воспользовались, подвергли сексуальным домогательствам, — но сознание Абигейл все равно воспринимало происшедшее с Фебой как изнасилование. История повторялась. Потому что тот омерзительный случай из ее прошлого, случай, который она всеми силами старалась похоронить, в конце концов так и не умер. Он восстал из своей могилы, чтобы украсть у Фебы ее невинность, и при этом нанес ей такой серьезный моральный удар, что девочка попыталась покончить с собой.

Слушая всю эту мерзкую и невероятно знакомую историю, Абигейл тоже хотела умереть. Через какое-то время к ней вернулся ее голос.

— Тебе нужно было прийти к нам, — сказала она. — Феба, детка, неужели ты действительно думаешь, что мы стали бы винить в этом тебя?

Феба повесила голову, но ее молчание говорило само за себя.

— О, моя хорошая. — Абигейл уже не могла больше контролировать себя. Она просто сидела, качая головой, а по щекам ее катились крупные слезы. Наконец она хрипло сказала: — Мне так жаль.

— Это не твоя вина, мама. Ты ничего не сделала. — Феба смотрела на нее с какой-то паникой в глазах. Она явно не привыкла видеть свою мать в таком состоянии.

— Дело не в том, что я делала, а в том, чего я не сделала. Я сама должна была сказать тебе.

— О чем? О мистере Гварнери? Но ты ведь не могла ничего знать.

— Нет, не могла, но я могла хотя бы предупредить тебя.

— Абби, о чем ты сейчас говоришь? Ты что-то знала об этом? — Кент нахмурился и с недоумением посмотрел на нее.

— Я… — Абигейл чувствовала направленные на нее взгляды. От нее ждали продолжения, но, как и Феба, которая мучительно подбирала слова, чтобы рассказать о своем горе, Абигейл мгновенно лишилась дара речи под воздействием демонов, продолжавших мучить ее даже по прошествии стольких лет. Комната медленно кружилась перед глазами, словно она сидела на карусели, и, чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за подлокотники кресла. — Я… я не знаю, с чего начать, — запинаясь, произнесла она.

— Почему бы вам не начать с самого начала? — долетел до нее ровный, успокаивающий голос доктора Эрнста.

Абигейл подняла глаза и увидела, что он ободряюще смотрит на нее. Все ее существо восставало против того, чтобы ворошить далекое прошлое, ее прошлое, но она понимала, что должна сделать это ради Фебы.