Чужие страсти - Эйлин Гудж (2010)

С тех пор ее сердце постоянно находилось под бдительной охраной. И дело было не в том, что она пыталась таким образом защитить себя от возможной боли; она достаточно повидала, чтобы понять: брак — это не только то, что о нем восторженно рассказывают. Намерения Варгаса, проявлявшего к ней интерес, вполне могли быть серьезными; наверняка у него был большой дом, деньги в банке, но все это необязательно являлось гарантией хорошей жизни с ним. Значительную часть из последних двух десятков лет Консепсьон наблюдала за семейными парами вокруг себя, отмечая, как подобострастно ведут себя многие жены по отношению к собственным мужьям и как внутренний огонь этих женщин с каждым годом постепенно угасает. Очень немногие из них были так же счастливы, как сразу после свадьбы, и ни одна не имела той свободы, которой располагала она. Консепсьон регулярно поздравляла себя с тем, что выбрала другой путь, даже несмотря на то, что воспитывать ребенка одной было тяжело. И только иногда, во время приступов грусти по ночам или после редкого стаканчика спиртного, она удивлялась, зачем, запирая двери своего сердца, она отвергает тех мужчин, которые находятся от нее на расстоянии вытянутой руки.

Тем не менее в душе ей было приятно, что ее по-прежнему считают желанной. Сияние молодости могло поблекнуть, но привлекательности своей она не потеряла. Седина еще не тронула ее длинные черные волосы, которые были заплетены в толстую косу, уложенную в узел на затылке, и, если не считать слегка располневшей талии, она была такой же стройной, как и ее дочь.

Грязная дорога, по которой они сейчас шли, пролегала через городскую окраину; Консепсьон казалось, что только вчера она водила по ней свою дочь в школу. Вдоль нее тянулась вереница лачуг, причем на некоторых красовались спутниковые антенны, смотревшиеся дико на покосившихся рифленых крышах; кое-где попадались прилавки уличных торговцев, предлагавших обычный набор товаров в розничной упаковке: поржавевшие банки с тушенкой и фруктовыми коктейлями, фанта, пачки крекера и чипсов. На обочинах в пыльной траве что-то клевали куры, а двое пожилых мужчин, устроившихся на складных креслах перед прилавком с тако[27] и игравших в шашки, кивнули им с Милагрос, когда они проходили мимо. Консепсьон улыбнулась нескольким знакомым женщинам, возвращавшимся домой после ночной смены на фабрике; их опущенные плечи и остекленевшие глаза рассказывали старую, до боли знакомую для Консепсьон историю о долгих часах беспрерывной работы без выходных. Как-то само собой предполагалось, что они должны работать даже по воскресеньям, и хотя теоретически в это время можно было взять день отдыха, те, кто по глупости делал это, придя на работу в понедельник, выясняли, что на их месте уже работает другой.

Эта фабрика, думала Консепсьон, является для их общины большой удачей сразу по нескольким причинам. Она обеспечивала их необходимой работой, что в некоторых случаях влияло на то, будете ли вы голодать или все же сможете поставить на стол какую-то еду. Иногда, конечно, она видела в этом скорее проклятие, чем благословение, которое загнало всех их, словно рабочий скот, в ярмо, приносившее практически всю прибыль владевшим фабрикой американцам, а им оставлявшее только крохи. Когда показалось длинное здание из шлакоблоков с рифленой крышей, сверкавшей в розовых лучах восходящего солнца, похожего на раскаленную сковородку, она почувствовала, что невольно замедляет шаг, а ее поклажа по мере приближения к фабрике становится все тяжелее.