Ревность - Селия Фремлин (2008)

— Само собой. Зачем нам гостиная? По мне, так жить и спать в одной комнате ужасно удобно — так уютно, и вечером не надо отправляться в холодную спальню. Есть новости?

В ее интересе не было ни капли лицемерия, даром что она знала (и не собиралась ни с кем делиться) гораздо больше того, что могла сообщить Эйлин. И все же Розамунде хотелось услышать «новости» от нее, — так ребенок хочет послушать перед сном сказку, хоть бы и самую пустяковую, чтобы не оставаться один на один с долгой, темной ночью.

— Нет, никаких. Но сегодня у меня странным образом появилась какая-то надежда, — сказала Эйлин, усаживая удивленную ее словами Розамунду в единственное в этой небольшой комнате кресло и включая обогреватель на максимальную мощность. — Понимаешь, тети Мин дома не оказалось и… Хочешь какао или, может быть, чаю? — перебила себя Эйлин, вдруг вспомнив, об обязанностях хозяйки и смутившись от собственной неловкости.

Обычно этими делами — и так умело — занималась Линди. По голосу было слышно, до чего Эйлин не хочется прерывать рассказ в самом начале, идти на кухню, возиться с чашками-блюдцами… Розамунде тоже этого не хотелось. Поэтому она поспешно от всего отказалась, и Эйлин, с облегчением вздохнув, продолжила:

— Я, конечно, ни на что и не надеялась — мы с тетей Мин лет сто не виделись. Но когда я ушла, стояла и ждала автобуса, мне в голову вдруг пришла одна идея, до которой никто из нас не додумался. Чем больше я думаю, тем вероятней мне это кажется. Я просто воспрянула! Хотя, пожалуй… не знаю… тебя это нисколько не ободрит… Может, не стоит и говорить… не хочу тебя расстраивать…

Она смущенно хихикнула и вопросительно взглянула на Розамунду. Розамунда почувствовала раздражение. Когда люди пускаются в подобного рода предисловия, они вовсе не собираются щадить ваши чувства, они просто хотят снять с себя ответственность за причиненную боль.

— Давай! Выкладывай! — довольно резко бросила Розамунда. — Все равно не будет хуже, чем…

Эйлин, конечно, не полагается знать, хуже чего не будет.

— Да! Правильно! Я так и думала, что ты так отнесешься! — воскликнула Эйлин, слишком уж легко успокоившись. — Дело вот в чем. Линди очень нравился… нравится твой муж… Ну ты знаешь, да?

— У меня мелькала такая мысль, — сухо согласилась Розамунда. — Что дальше?

— Ты не подумай — в хорошем смысле, — взволнованно затараторила Эйлин. — Я хочу сказать, ей бы и в голову не пришло разбивать дружную семью, ничего такого…

— В самом деле? — не удержалась от сарказма Розамунда. Она не хотела, слова сорвались с губ сами собой.

Эйлин, торопясь, продолжила:

— Вот я и подумала — сама я уже довольно давно знаю о ее симпатии. Когда живешь рядом, невольно все замечаешь. Но я не знала, в курсе ли ты, даже не знала, догадывается ли твой муж. Линди ведь так здорово умеет скрывать свои чувства. И у меня не было уверенности, что она правильно истолковывает его к ней отношение… то есть он ведь такой добряк, иногда мне казалось, что Линди просто принимает его доброту за… Словом, именно из-за этого, когда он меня в тот вечер спросил, был ли у Линди повод нервничать, я не знала, что ответить. Не могла же я ему про все это рассказать — вдруг он ни о чем не догадывается. Но она, разумеется, нервничала. Иначе и быть не могло — что она к нему чувствует, что он к ней испытывает? А потом, когда он сказал, что у нее был испуганный голос… я сама до смерти перепугалась, когда это услышала… Начала воображать всякие страсти-мордасти. — Она неуверенно глянула на Розамунду. — А теперь мне сдается, все гораздо проще, чем мы думали. Просто Линди, наверное, испугалась, что дело зашло слишком… В общем, она решила, что единственный способ не доводить все до крайности — исчезнуть. Вот так, как она сделала, — никого не предупредив, не оставив адреса. Чтоб самой в себе разобраться. Может, так оно и было?