Водка + мартини - Пол Райзин (2007)

О чем она говорит? Я слишком, слишком вдрабадан, чтобы понять. Но, мчась по течению этой быстрой реки алкоголя, я вижу спасительную нависшую ветку. Я тут же хватаюсь за нее.

— А в чем разница между тем, что тебе на самом деле приятно, и тем, что ты только думаешь, что тебе приятно? По-моему, это одно и то же.

— Это философский вопрос, — говорит она. (Почему это, зараза, она так четко выговаривает? А я еще немного и встану раком.) — Но мне кажется, разница существует. Настоящее наслаждение — это позитивная прибавка удовольствия в жизни. Например, есть мороженое. Или заниматься любовью. Воображаемое наслаждение — это просто нейтрализация страдания. Курение — это воображаемое удовольствие.

A-а, курение. Понятно.

Остаток вечера — как отрывки из какого-то фильма. Вот мы отчаянно спорим, нет, назовем это жаркой дискуссией о природе зависимости. Я несу какой-то бред. Или нет, я думаю, что несу какой-то бред. Возможно, это одно и то же. Я бы не хотел, чтобы она так говорила. Заниматься любовью.

А теперь мы, должно быть, платим по счету, потому что наши кредитные карточки «Виза» так мило лежат на тарелке…

Теперь мы где-то на улице, стоим на тротуаре, ловим такси…

А теперь — «Майкл, как весело мы провели время!» — ее удлиненное бледное лицо маячит в темноте, приближается к моему — о, какие огромные глаза! — и я получаю целомудренный поцелуй этих полных, обещающих так много радости губ.

А теперь я один, в черном такси, которое катит меня через Кэмдэн, память о поцелуе возвращается вновь и вновь, как повторяющийся кадр.

А теперь мы мчимся мимо Раундхауса, и страшная мысль пронзает меня так, что мне сразу становится тошно. Рататуй. Хилари. О, черт. Вот зараза.

Оказавшись дома, сразу звоню ей. Кажется, я ее разбудил. Честность в моих обстоятельствах — лучшая политика. Я дико виноват, я очень сожалею, я компенсирую, чем хочешь. Я просто напился. Со Стивом.

— Все в порядке, Майкл, не переживай, — говорит она усталым голосом. — С тебя завтра вечером ужин в ресторане. Спокойной ночи.

Сижу какое-то время в кресле, курю. Слушаю уличный шум на Хаверсток-хилл. Проигрываю в голове фрагменты нашего вечера. Потом звоню Дэйву Кливеру, еще одному своему старому товарищу по работе в газете «Рэксхэм Экземайнер». Он, конечно, не друг мне, как, скажем, Стив, но зато человек, обладающий более чем поверхностным интересом к грешному миру телевидения. Мы обмениваемся новостями (он рассказывает мне потрясающую сплетню про двух каких-то там соперниц в «Большом брате». Черт, забыл, или в «Обратном счете»?).

Я глотаю пару таблеток нурофена, чищу зубы и внимательно смотрю на отражение в зеркале ванной. На меня пялится мужик в старомодных очках с зубной щеткой в руке. Я наклоняюсь к нему и вглядываюсь ему в глаза. Существовал ли когда-то на свете маленький мальчик, который вот так же смотрел в зеркало и щурил глаза, чтобы увидеть, как он выглядит, когда спит? Впрочем, кем бы ни был этот тип в зеркале, ему давно пора подстричься.

Наблюдается явный прогресс. Определенно прогресс. Несмотря на мучительные и злобные мысли про Клайва, весь день я про нее почти не вспоминал.

Прекратить изводить себя мыслями об Оливии.

Вычеркиваем.

Ночью мы с Ясмин играем в теннис. На ней, кроме огромных белых теннисных тапочек, ничего нет. Совсем голая. Меня приводит в восторг, как атлетично она подает, как красиво бьет справа так, что кончик ракетки почти касается ее плеча. Как ее левая рука тоже участвует в игре: ладонь развернута, мышцы напряжены. Отбегая к задней линии площадки, чтобы достать высоко летящий мяч, она поскальзывается, падает и ранит руку. Я наклоняюсь над ней, спрашиваю, как она себя чувствует, и мучительно думаю, позволит ли она высосать яд из ее раны?

Все это тебе снится, Майкл Роу.

Глава третья

1