Водка + мартини - Пол Райзин (2007)

Она сидит на месте под номером 108. Каждое место в этом великолепном зале пронумеровано, и цифра красуется на краю стола. Кстати, можно использовать эту особенность для игры в лотерею. Выбрать, скажем, шесть самых красивых женщин в библиотеке и записать номера их мест. Если число получится слишком большое, надо сложить все простые числа или отбросить одно-два последних. И тут меня внезапно осеняет. Надо продемонстрировать китаянке фокус, тот самый, которому научила меня Ясмин. То есть попросить выбрать число, еще одно и еще одно и записать наоборот. И вычесть меньшее из большего — и так далее. И когда мы доберемся до конца, окажется, что первые три цифры неизбежного ответа — 1089 — окажутся номером стола, за которым она сидит. Результат будет просто фантастическим. Такой случай упускать никак нельзя, это уж точно. Она вся погружена в какой-то учебник, какое-нибудь невероятно скучное руководство по кодированию, я уверен в этом. Прелестные миндалевидные глаза на круглом личике так и бегают, нет, скорее пляшут по словам. Я отрываю клочок от своей газеты и быстренько пишу: «Простите, ради бога, за беспокойство, но вы случайно не интересуетесь магией?» И посылаю записку.

Она встает и уходит, не удостоив меня даже мимолетным взглядом.

3

Я сажусь на свободное место и чувствую, как хрустит в моем заднем кармане листок бумаги с факсом, содержащим достопамятный набор отвратительных и ужасных фраз: «…не только с исключительным фактом Вашего провала… явился для нас всех горьким разочарованием… по причине определенных структурных изменений… было бы желательно, если бы Вы воздержались от дальнейших посещений…» Каков шедевр дерьмовой канцелярской прозы, которая ничтоже сумняшеся переходит от оскорблений («Ваши личные вещи будут доставлены курьером») к прямым угрозам («при предоставлении соответствующих квитанций») и далее к издевательствам («пользуюсь случаем пожелать Вам всего наилучшего в Вашей дальнейшей карьере»). Могу представить себе эту миленькую сценку, когда Клайв с серьезным видом докладывает Монти, что, мол, Дэйв Кливер и я, оказывается, давным-давно знакомы. О, какое выражение глубокой озабоченности играет на его лице. А в голосе нотки искреннего сожаления… козел вонючий.

Женщина, сидящая напротив меня в вагоне подземки, поднимает глаза от своей газеты и бросает на меня взгляд. О, это особый, манхэттенский взгляд, который, кажется, говорит: «Я все заметила, но я не делаю вам замечаний. Действие вашего препарата, возможно, закончилось. Возможно также, у вас в кармане гвоздодер или монтировка. Но как бы то ни было, это вам не что-нибудь, а Нью-Йорк, понятно?» Какой ужас, неужели я невзначай сказал что-то такое вслух? А именно последнее, не совсем изящное словосочетание «козел вонючий».

Вот еще одна веха в моей жизни. Я попал в стройные ряды людей, которые разговаривают сами с собой. Еще не полностью чокнутые, но уже и не совсем нормальные. И теперь, когда в потоке толпы, хлынувшей через открытые двери вагона, я попадаю прямо в шумный водоворот спешащих людей на станции «Юнион-сквер», то не могу удержаться от искушения попробовать еще раз, и уже как следует.