Чужое гнездо - Лесли Пирс (2003)

Дэйзи, пожалуйста, помни о том, что нельзя судить о решениях, принятых в отношении тебя в начале шестидесятых годов, по стандартам нашего времени. Примерно до 1968 года матери-одиночки в нашем обществе были в буквальном смысле изгоями. Им оказывали крайне незначительную финансовую поддержку, и даже найти жилье им было нелегко. Благотворительные фонды, которые так или иначе помогали им, принадлежали, главным образом, церкви, и в большинстве случаев, если только отец не изъявлял желания жениться на девушке, или же ее семья не брала заботу о ребенке на себя, у матери-одиночки практически не было иного выхода, как отдать ребенка на усыновление. Появление противозачаточных таблеток и наступление эры хиппи с их этикой свободной любви всего за несколько лет радикально изменили отношение общества к этой проблеме. Работники служб социального обеспечения сворачивали горы, чтобы помочь молодым незамужним матерям, и конечно же, детей, отданных на усыновление, стало гораздо меньше. Поэтому не суди Эллен поспешно — все, что я узнала о ней из ее писем, свидетельствует о том, что она была приличной, славной девушкой, которая оказалась жертвой обстоятельств».

Дэйзи взяла в руки фотографию двух девочек и стала пристально изучать ее. Мама права, они очень похожи. И видимо семья Эллен была бедной, потому что платья девочек выглядели сильно поношенными.

Потом она вскрыла более тонкий конверт. В нем оказались письмо от матери, датированное апрелем этого года, и чек на шесть тысяч фунтов.

«Дорогая Дэйзи, — прочитала она. — Я всегда любила оставлять за собой последнее слово, правда? И вот, пока я сижу и пишу это письмо, собираясь положить его в коробку вместе с остальными памятными вещами, я искренне надеюсь, что врачи ошиблись в диагнозе и что через несколько лет мы с тобой вместе переберем содержимое коробки и посмеемся над ним.

Но если я не смогу заняться этим вместе с тобой, я надеюсь, что ты найдешь здесь утешение, потому что я собирала все это с большой любовью, а мои заметки, которые сейчас приводят меня в некоторое замешательство, на самом деле продемонстрируют, что я чувствовала в то время.

Ни одного ребенка не любили больше, чем тебя. Та огромная радость, которую мы испытали с твоим отцом, когда тебя отдали нам, все еще заставляет меня чувствовать комок в горле — даже теперь, когда прошло столько лет. Наверняка эта радость и помогла мне зачать близнецов пять лет спустя, хотя нас убеждали, что это невозможно.

Ты наполнила нашу жизнь счастьем после стольких лет горьких разочарований, и мы всегда гордились тобой. Оставайся рядом с близнецами, потому что проведенные вместе детские годы связывают людей почти так же крепко, как кровные узы. Я желаю тебе столько же радости и счастья, сколько было у меня, а печалит меня только то, что меня не будет рядом, чтобы увидеть моих внуков. Чек, который я прилагаю, это часть денег, оставленных мне моим отцом. Он тоже умер, не увидев внуков, о которых мечтал, и я выполнила свой долг, сохранив их для тебя, Люси и Тома. Поэтому трать их с умом, дорогая моя. Последнее «прости» не предполагает нравоучений, в прошлом ты и без того получила их достаточно. Поэтому сейчас я могу сказать только то, что люблю тебя и что буду присматривать за тобой и всячески оберегать тебя.

С любовью, Мама».

Дэйзи перечитала письмо триады, плача навзрыд. Это было так похоже на Лорну — предвидеть все настолько, чтобы оставить именно те строки, за которые Дэйзи могла бы ухватиться, найти в них опору. А ведь в то время, когда она писала письмо и запечатывала конверт, ей, должно быть, было очень страшно за себя.

Какой же невероятно мужественной и достойной всяческого уважения женщиной она была; полной сострадания к другим людям и наделенной неукротимым духом. Имея перед глазами пример такой твердости и великодушия, Дэйзи сознавала, что теперь она просто обязана привести свою собственную душу в порядок и оправдать веру матери в себя.