Снова любить… - Сара Оклер (2018)

А ведь мы даже не успели прояснить свой новый статус. То, что происходило между нами весь месяц до его смерти, навсегда останется тайной. Теперь не у кого спросить. Иногда, лежа по ночам в кровати, я думаю, что было бы, если бы он встретил другую в Корнелле? Или если бы Фрэнки обиделась и Мэтт решил, что оно того не стоит? Когда любишь кого-то, тебе вряд ли придет в голову интересоваться странными вещами. «Мэтт, слушай, а если ты умрешь до того, как расскажешь про нас сестре, можно за тебя это сделаю я? Да, кстати, тут вообще есть о чем рассказывать?»

Смерть всегда застает врасплох. Ты чувствуешь себя потерянной, расколовшейся на куски, и все, что остается, – разрозненные фрагменты, в которых ты неизбежно ищешь скрытый смысл. В поисках зацепок я сотню раз прокрутила в голове события того рокового дня. Мне хотелось разглядеть призрачную возможность альтернативного конца, эффект бабочки.

Если бы в тот день мы с Фрэнки не захотели поесть мороженого, Мэтт был бы жив.

Если бы я не целовала его каждую ночь с моего дня рождения, он не волновался бы так сильно и был бы жив.

Если бы я не родилась, он был бы жив.

Если бы бабочка не взмахнула крыльями, никакой автокатастрофы бы не случилось.

– Не спится?

Я вздрагиваю и вдруг замечаю тетю Джейн в темном углу веранды, куда меня привели призраки прошлого.

– Я думала, все уже легли, – говорю я, пытаясь успокоиться. – Извините, я не хотела… просто…

– Анна, не уходи. – Она качает головой. – Все в порядке. Я просто… вспоминаю разное.

– И я. – Мне тут же хочется забрать свои слова обратно, убежать в дом и спрятаться под кроватью. – Ну, в смысле… вспоминаю всякие истории.

Тетя Джейн кивает. Вокруг ее головы голубоватым сиянием струится лунный свет.

– Посиди со мной. – Она придвигает ногой стул.

Теперь она напоминает старую добрую тетю Джейн, которая всегда обращалась со мной скорее как с подругой, чем как с маленькой девочкой. До смерти Мэтта она частенько с нами загорала, приносила холодный чай и болтала о всяком. Конечно, тогда все было по-другому: Фрэнки была девственницей, а я не плакала при виде голубой глазури и не скрывала правду о лучшем друге от лучшей подруги.

Несколько минут мы с тетей Джейн просто сидим в тишине, вслушиваясь в мерный шум волн, разбивающихся о берег.

Шшшшшш. Шшшшшш.

В темноте он кажется более спокойным и громким.

– Фрэнки и Мэтт часто гуляли по пляжу в поисках стеклянных окатышей и красивой гальки, – рассказывает тетя Джейн. – Они вечно соревновались, кто соберет больше.

– А потом привозили мне стекляшки. Я до сих пор их храню.

– Да, помню эти твои банки. Еще Мэтт делал украшения. Браслет с красным стеклом для Фрэнки и подвеску с голубым. Помнишь, ту, которую он всегда носил на шее?

Вдох. Выдох.

Я киваю, сморгнув слезы.

– Где она теперь? – говорит тетя Джейн. – Искала везде… Наверное, Мэтт просто забрал ее с собой.

Я дотрагиваюсь до ямочки на шее. Иногда я словно чувствую эту подвеску, как будто Мэтт и вправду подарил ее мне. Нет, только кажется. Скорее всего, она осталась среди обломков машины вместе с дисками, кроссовкой, просроченными библиотечными книгами и нашими ложками от мороженого. Крошечные осколки оборвавшейся жизни.

– Анна, – вдруг говорит тетя Джейн, нарушая тишину, которая наполнена ночным приливом. – Можно тебя кое о чем спросить? Только между нами.

– Да, – отвечаю я, не понимая, что происходит.

– Я сегодня вела себя странно, и мне очень стыдно. Не всегда удается предупредить приступ истерики. Впрочем, я правда очень стараюсь. Но… скажи мне, как Фрэнки? Только честно.