Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Филипп Агено провел рукой по лысому черепу. Камилле не нравилось его довольное лицо и рот с вывернутыми губами, блестящими, как внутренняя часть раковины.

— Вот увидите, — начал он ироничным тоном, — французская элегантность останется неизменной даже под немецкими бомбами.

— Париж не будут бомбить, — возмущенно заявил Даниель Ворм. — Наши солдаты не столь бездарны, как эти несчастные поляки. Они смогут дать отпор захватчикам.

На лице Агено явственно читалось сомнение, и, чтобы не допустить перепалки между мужчинами, Андре поднял руку в успокаивающем жесте.

— Давайте будем надеяться на лучшее, Ворм. Я позвонил в министерство, чтобы предложить меховые куртки-«канадки» для наших солдат. Они пришлют нам список того, что им необходимо.

— А коллекция? — забеспокоился Даниель Ворм. — Та, что мы продемонстрировали прессе в прошлом месяце? Неужели нам придется отказаться от нее?

— Жительницы Северной и Южной Америк не отменяли своих заказов. Хотя, боюсь, у француженок появятся другие заботы. Но, что бы ни случилось, будем приспосабливаться. Мы не закрылись в 1914 году, не закроемся и теперь. На нас лежит большая ответственность, мы должны помнить о наших работницах и тех рабочих и служащих, которых не призвали в армию, — уверенно закончил Андре.

Камилла изо всех сил сжала ладонями стакан с водой. Она почувствовала себя увереннее. Девушка очень боялась, что отец решит закрыть фирму в ожидании лучших времен. Представляя себе огромное здание на бульваре Капуцинов брошенным, как корабль, севший на мель, Камилла Фонтеруа испытывала ужас.

Даниель Ворм и Филипп Агено покинули кабинет. В присутствии своих служащих Андре излучал собранность и решительность, но как только дверь за ними захлопнулась, его плечи поникли.

Камилла обогнула массивный стол из красного дерева и позолоченной бронзы, на котором лежали груды документов, эскизов моделей, цветные карандаши и черные фломастеры. Краем глаза она заметила набросок манто с капюшоном.

Девушка оперлась о подлокотник кресла и обвила рукой плечи отца. Она не могла найти нужных слов. Ей хотелось успокоить родного человека, пообещать ему, что все будет хорошо, что она всегда поддержит его, но Камилла не хотела походить на жеманную особу, произносящую эффектные фразы. В свои семнадцать лет она чувствовала себя уже состоявшимся, уверенным в себе человеком, но она знала, что в глазах родителей навсегда останется беспомощным и неопытным ребенком. Однако Камилла не сомневалась, что главное в жизни не возраст, а характер, и именно он помогает преодолевать любые невзгоды. Камилла встречала взрослых людей, таких как Одиль Венелль, которые оставались вечными детьми, но также была знакома с десятилетними мальчиками, например с Генрихом Ганом, в чьих глазах плескалась вся мудрость мира.

— Здесь не хватает карманов, — вдруг прошептала девушка, глядя на эскиз. — Женщинам просто необходимы большие карманы, чтобы класть в них всевозможные вещицы. Сама не знаю почему, но когда что-то не ладится, всегда возникает необходимость в карманах.

Камилла наклонилась к столу, взяла карандаш и поправила рисунок.

— Вот видишь, так много лучше, — произнесла она неуверенно, внезапно застеснявшись своей смелости.

Но в эту секунду девушка почувствовала, как вновь распрямились плечи отца.

— Пока не возобновятся твои занятия, я полагаю, было бы неплохо, если бы ты поработала со мной.

Мужчина улыбался, но Камилла с самым серьезным видом кивнула.

— Я боюсь, папа, — очень тихо сказала она.

Лицо Андре вновь обрело тот восковой оттенок, который так страшилась увидеть его дочь.

— Мне очень жаль, Камилла. Мы сделали все возможное, чтобы помешать этому безумию, чтобы все не началось снова…

— Но ведь в этот раз все будет по-другому, не правда ли? В наши дни все происходит так стремительно! Ведь не может быть, чтобы война продлилась целых четыре года, как в дни твоей молодости!