Нет, ее лицо не изменилось, но она не была прежней. Шаловливую хрупкую девушку, которая показалась Александру такой же потерянной, как и он сам, вытеснила чужая неприятная женщина. И это его любовница? Та, которая отдалась ему с таким бесстыдством и решимостью? И Александр вдруг, не без печали, осознал, что они занимались любовью, лишенной истинной нежности. А также он понял, что не относится к тем мужчинам, которые довольствуются в отношениях с женщинами лишь плотскими утехами.

— Я хотел видеть тебя. Ты не появлялась целых три месяца.

— Я подумала, что нам больше нечего сказать друг другу.

Она подошла к окну. Дождь усилился. Время близилось к вечеру, и над городом клубился легкий туман.

Валентина вздрогнула, когда он положил ей руки на плечи, а затем отпрянула от него. У нее было очень напряженное лицо, казалось, она вот-вот начнет кусаться.

— Прекрати, Александр. Ты, конечно, знаешь, что мой муж уехал. Я ненавижу эти игры. Скажи мне, чего ты хочешь, а затем — уходи.

Его губы искривились в горькой улыбке.

— Ты безжалостна.

— И вновь высокопарные фразы! — бросила она раздраженно, всплеснув руками. — Это так просто — приклеивать ярлыки на мгновения как удовольствия, так и драмы. Я ни к чему не принуждала тебя, ничего у тебя не взяла, ничего не украла. В чем ты меня обвиняешь?

— А почему ты чувствуешь себя виноватой? — отозвался он.

Красавица открыла обе створки бара и рассеянно взглянула на стоящие там стаканы и графины, затем вновь повернулась к собеседнику. На низком столике лежал серебряный портсигар. Валентина наклонилась, чтобы взять сигарету. Огонь зажигалки высветил изящную линию ее носа. Женщина с облегчением выдохнула облачко дыма.

— Мне и в голову не приходило, что ты воспримешь все это с таким трагизмом.

— Два года, Валентина. Мы любили друг друга в течение двух лет… если только… В твоем случае речь не идет о любви, не правда ли? У тебя не было никаких чувств ко мне.

Она не ответила. Как сказать ему правду? Она была покорена красотой его тела и его энергией. В самом начале их связи был такой момент, когда она потеряла из-за него сон. И та сила чувств, что Валентина испытывала к этому мужчине, испугала ее. Она поклялась, что никогда больше не позволит себе поддаться подобной слабости, и она не могла простить Александру ту власть, что он обрел над нею.

Молодая женщина села на диван, положив ногу на ногу С тех пор как Валентина узнала, что ждет ребенка от своего любовника, она поняла, что ситуация стала слишком опасной. Александр никогда не должен узнать об этом. Красавица опасалась реакции импульсивного грека: он был идеалистом, и это известие потрясло бы его. Как знать, предпочтет ли он отступить, или же, наоборот, сочтет, что отныне у него появились новые права и обязанности? А Валентина никогда бы не рискнула разрушить свою жизнь с Андре. Значит, она должна раз и навсегда порвать с любовником. В ее голосе прозвучали нотки отчаяния:

— Александр, это был особый период в нашей жизни, мы сошли с уготованного нам пути. Ты должен согласиться с этим. Ты молод, ты женишься, и у тебя будет семья. Нью-Йорк — ты все еще думаешь о нем? Почему бы тебе не обратиться к моему мужу, возможно, он смог бы подыскать тебе там работу?

Она должна была подумать об этом раньше! Валентине стало стыдно. Было очевидно, что Александр страдает, но она не могла позволить себе размякнуть. Взгляд мужчины задержался на прекрасном лице возлюбленной. Она чувствовала, как участился ее пульс. «Черт побери!» — мысленно выругалась Валентина, взбешенная тем, что этот человек ей по-прежнему небезразличен.

— Ты никогда ни в ком не нуждалась, Валентина? — спросил Александр. — Правда, ни в ком?

Она знала, что он говорит не о физической потребности, но о привязанности, порождаемой любовью, привязанности, которая парализует, подчиняет и при этом воспринимается как дар свыше. Любить вот так, до полного самоотречения?