Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

Да, заморский гость ел много. В его честь раздвинули складной стол в центре Нонниной комнаты. Постелили белую скатерть со старинной вышивкой, достали из коробок лучший сервиз из костяного фарфора. Посуда скрадывала скудость стола, ее было слишком много для небольшого набора продуктов, которые, превратившись в кулинарные шедевры Араксии Александровны, дымились на столе. Обе хозяйки осторожно поклевывали, чтобы хватило большому Дональду. Ел он шумно, с аппетитом, и хвалил Арк, думая, что гостеприимные хозяйки на диете.

— Девочки, вы не понимаете. Я сойду с ума. Хочу покоя. Покоя!

А Юля продолжала глумиться:

— В России, в маленькой уютной квартирке, где романтичный иностранец пытается обрести гармонию, страшной длинной русской ночью Чужой вылезает наружу.

Нет, Нонна все же придушит когда-нибудь эту драную рыжую кошку Юлю. Но когда Дональд храпел на Нонкином диване, а они с Араксией прислушивались к его руладам за стеной, она часто думала, что в него вселился демон, — таким грозным, таким клокочущим был его храп. Он походил на рычание.

— В нем есть все, что я ненавижу в мужчинах, — собирала Нонна аргументы против американца.

— Зато у него есть то, что искупает его любые недостатки, — заявляет на это Соня.

— Кошелек? — предполагает Юля.

— То, что вылезает наружу, милочка, — с видом игривой старушонки из какого-то английского фильма отвечает Сонька.

— Ты уверена, что это именно то, что ей нужно? — Юля с сомнением смотрит на Нонку.

— Он громко ест, шумно спит, а когда бодрствует — все время говорит о себе и пытается прибить гвоздь к стене, в которую даже кнопку нельзя воткнуть, — ворчит Нонна.

Юля не видела в этом ничего ужасного.

— То есть решил показать себя с лучшей мужской стороны.

— Сваи подбивает, — добавляет Соня.

— А мне-то что? Мне надо работать. Мне нужно уединение!

— Может, он очень одинок?

— Зря я, девочки, согласилась.

— Не любишь ты людей, — говорит Юля шутя.

А Нонкина совесть грызла ее изнутри: а вдруг это действительно так? Вдруг она уже превратилась в гадкую мизантропку? Похоже, все признаки надвигающейся предстарческой сварливости налицо. Может быть, у нее ранний климакс или что-то в этом роде? Нужно любить людей! Нужно быть терпимее! Но почему, почему она должна идти против своей природы?

— Я должна признаться. Меня раздражают посторонние люди в моем доме, — кивнула она.

— Мне кажется, ее раздражают иностранцы, — говорит Юлька.

— Ну и что? Тоже мне, фея одиночества. Тебе заплачено? Заплачено, — сурово отчитывает Соня. — Отказаться ты не можешь, так как деньги ты благополучно где-то посеяла. А даже если бы не посеяла, то всё уже — ты приняла на себя некие обязательства.

— А что делать? — теряя надежду, спрашивает Нонка.

— Тебя же никто не просит все время торчать дома, — говорит Юля. — И он, наверное, тоже будет куда-нибудь ходить.

— Бог его знает. Пока он спросил только, где ближайший пункт анонимных алкоголиков.

— У-у-у… — тянет Соня.

— Ты, кстати, не знаешь? — Нонна легонько пихнула Юльку в бок.

— Ну почему я? Почему всегда я? У меня не алкоголизм, у меня бытовое пьянство.

— Да я так просто спросила.

— Купи карту, покажи ему Эрмитаж, — предложила Соня.

— Карту! Вот еще карту ему с Эрмитажем, — ворчит Нонка.

Юля хлопает в ладоши, призывая к вниманию:

— Миф первый: иностранцы приезжают в Россию за великой русской культурой.

Подошла Лосева и поставила на стол увесистый пакет.

— Девы, нимфы, обратиться хочу.

— Свободу Нельсону Манделе?

Но Лосева то ли не знает, кто такой Нельсон Мандела, то ли знает, что его давно выпустили.

— Парня же кормить надо. Принесла.

И она достает банки с солеными огурчиками и грибочками.