Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

— А что так?

— Да выплюнь ты свою жвачку. Как корова, честное слово, — Нонка понимает, что в покое ее не оставят.

— Сама ты корова, — Юля достает изо рта жвачку и демонстративно прилепляет ее к столу. Нонна отлепляет и бросает ее в пепельницу.

— Я мать. Я должна быть рядом, помогать…

— Да он сам тебе уже должен помогать.

— Вот роди ребенка, и я на тебя посмотрю…

— А, для того, чтобы ты злорадствовала, да? Ненавижу детей, — Юлька морщится и решает привлечь Соню к спору о жизненных ценностях: — А я знаю, почему она с Мишкой так носится.

Соня корчит ужасные рожи, только чтобы Юля заткнулась, но ту уже несет.

— И почему же? — угрожающе спрашивает Нонна.

Но Юля по-прежнему обращается к Соне. Она точно знает, что так скорее уколет подругу:

— Да она в Мишке своего мужа сбежавшего видит! Этого своего инженера человеческих душ. Первый раз вижу, чтобы в человеке сочетались карьерист и бабник.

Нонна пожимает плечами. Скандала не получается.

— Что, разве не так? — настаивает Юля, решившая, видимо, выяснить этот вопрос раз и навсегда.

Нонна обстоятельно растолковывает:

— Вот Америку открыла. Многие карьеристы — бабники, это им как раз в работе помогает.

— То-то же.

Соня устала слушать их перепалку, к тому же она съела уже два жирных пирожных и почувствовала, что ее тошнит:

— Не ссорьтесь, девочки! На самом деле мне тоже надо торопиться, а то мой благоверный меня на горох поставит. Он какую-то новую передачу затеял. Я ему нужна.

— Горох перебирать? — осторожно поинтересовалась Нонна.

Ну что ей ответить? Что не так-то она ему и нужна, что лежит он сейчас на разобранном, а по всей видимости, не убранном с утра диване и щелкает пультом, перескакивая с канала на канал. И что на его лице с тонкими, как будто траченными молью, чертами отражаются только разноцветные блики чужих фильмов и передач. А когда она выходила за него два года назад, казалось — отражается недюжинный интеллект и свет будущей славы. Каким-то образом он умудрился заверить Соню, что вот-вот снимет гениальный фильм и прославится, а она, дуреха, поверила и ждала. А сейчас она зуб дает, а также руку на отсечение может предложить, что он прикладывается к бутылке пива и плюется в телевизор. На полу еще пара бутылок и одна уже пустая, рядом с мемуарами Кокто и фотоальбомом Лени Рифеншталь. И что самое гадкое, об этом знают и Юля, и Нонна. Но Юлька продолжает бушевать:

— Горох! На твоем месте я бы этот горох затолкала в его вислый зад.

— Спокойнее, — Нонна, как обычно в конфликтных ситуациях, выступает миротворицей.

— Спокойнее… — ворчит Юля. — Спокойнее.

— Да чего это ты разбушевалась сегодня? — удивляется Соня.

— У нее приступ феминизма, — объясняет Нонна. — Мужчин проклинает.

— Нет, а почему он ее контролирует? Деньги в дом приносит она. Работу этому кудеснику голубого экрана ищет она. Да еще и родственников всех содержит.

На протяжении Юлиной тирады Соня загибает пальцы, фиксируя свои достоинства.

— И приступ правдивости, — замечает она, кивая.

Нонна нацелилась было на Сонькино пирожное, но решила сначала прекратить диспут:

— Я только хотела тебе напомнить, что мать, отец, дети, мужья — это не родственники, это родные и близкие. Очень близкие люди…

А Юлька сама неожиданным образом заканчивает пререкания:

— Ну, поскольку моя близкая мамочка довольно далеко, в маленьком северном городке Торонто, то, значит, вы мои близкие.

— Это что-то новенькое, — цокает языком Соня.

Нонна кивает:

— И приступ любви к ближним…

— Дуры. Меня завтра с работы уволят, а они все языками чешут. Готовьтесь содержать…

— Тебя содержать нетрудно — одна маковая росинка в день и пару зернышек.