Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

Каждый день одно и то же. Каждый божий день. Соня устало валится на стул. Жора подбегает к Соне, неловко водит руками над ее головой, словно хочет погладить, пожалеть, раскаяться, но вдруг кричит прямо в лицо жене:

— Тебя интересуют все, все, кроме меня! Всякие пэтэушники! С ними ты возишься!

Неожиданно его взгляд падает на газету, лежащую на столе, где жирным маркером обведена реклама средств от импотенции.

— Ты все время требуешь только секса!

— Давно уже не требую… от тебя, во всяком случае.

Квартира Юли была такой огромной, что наполнить ее вещами оказалось невозможно. Юля жила здесь уже пять лет, но дом по-прежнему казался полупустым. Впрочем, Юле это нравилось. Много пространства. Много воздуха. Когда она созревала до серии эскизов новой коллекции, она расставляла листы вдоль пустых стен и всматривалась в них. И хорошо, что на стенах не висело картин и фотографий — ничто не отвлекало взгляд от главного. Когда дело приближалось к воплощению, она развешивала по стенам ткани, закрепляя их булавками, и уже представляла себе, каким будет новое платье. Квартира была большой, и при желании здесь можно было жить вдесятером. До свального греха Юля не доходила, но иногда в ее квартире задерживался временный сожитель. Недели через две Юлька теряла интерес к объекту внезапно нахлынувшей страсти, а месяца через полтора так уставала, что готова была сбежать из собственного дома, так как боялась обидеть человека требованием немедленно освободить жизненное пространство. Но, выпив чуть больше привычной ежевечерней бутылочки красного сухого, она собирала волю в кулак и заявляла:

— Все. Хватит. Останемся друзьями.

Вчера она сказала это хорошенькой брюнетке с длинной челкой.

Юлькина хрупкая фигурка почти теряется среди подушек громадного дивана. Она механически водит пилкой по ногтям — делает себе маникюр. Кот равнодушно и властно сидит рядом. Мимо Юли — от двери до окна — ходит Света, открывая и закрывая панели и дверцы шкафов, задвигая и выдвигая ящики. Стуком дверец Света явно пытается привлечь к себе внимание Юли. По телевизору показывают популярную игру.

— Ты не брала мою «Земфиру»? — спрашивает Света.

— Как сказал Александр Сергеевич Пушкин, «твоя Земфира охладела», — отвечает Юля.

Света хватает с полки несколько дисков и бросает в сумку. Юля поднимает на нее глаза, молясь, чтобы та не начала плакать и выяснять, отчего у них не сложилось. Но, встретившись с девушкой взглядом, Юля тут же вновь возвращается к маникюру.

— Это тоже мои, — Света засовывает в сумку пару журналов.

— Ага…

Главное, не сказать ничего лишнего, чтобы не дать повода для долгой слезливой беседы. Но Света слишком долго прожила здесь, целых два месяца. Она стала уже привыкать к месту, как кошка. Она пустила корешки — разбросала по дому свои диски, расческу и зубную щетку. И конечно, она имела право спросить:

— Тебе что, все равно, уйду я или останусь?

«Боже, только не это!» — подумала Юля. Но именно «это» — выяснение отношений — то, что Юля ненавидела больше Рубенса и даже больше Воропаева с Овчаркой.

— Тебе наплевать, да? — набирала обороты Света. — Но ты ведь сама меня пригласила с тобой жить.

И это истинная правда. Так и было. Познакомились в клубе на вечеринке. Выпили текилы, а Юлька от нее дуреет и ей становится совершенно все равно, кого соблазнять. Приступ гормональной активности не угасал до тех пор, пока не выветривался из головы карнавальный привкус мексиканской водки. На этот раз текилы было — залейся. И понеслось! Кого соблазняла Юля, она не помнила, но проснулась со Светой — синеглазой брюнеточкой с длинной и косой челкой. Шел дождь, Свете далеко было ехать в общежитие, на другой край города, а Юле лень было вылезать из теплой постели. Поэтому в постели они провели еще некоторое время. Дождь лил все выходные… Так Света и осталась.

— Я не игрушка тебе, — у Светы дрожит голос.