Комедия дель арте - Ольга Шумяцкая (2004)

Мы запихиваем чемодан в номер и выезжаем в город. Мышка ноет — она уже устала. Мурка злится — она уже хочет есть. Я предвкушаю встречу с Венецией. И вот — она перед нами. Мы стоим на Понте-Риальто. Большой канал катит перед нами свои воды.

— Движение, как на Тверской, — буркает Мурка.

Венеция поражает меня. Я знаю людей, которые восхищаются этим городом. Он притягивает их, как магнит. Я знаю людей, которых этот город ужасает. Они показывают пальцем на облезлые стены дворцов и грязную воду в каналах и недоуменно пожимают плечами. Меня Венеция не восхищает и не ужасает. Меня она поражает. Поражает соединением несоединимого. Запахом тлена и жизни, распада и расцвета. Венеция — некрополь живых. Кажется, что здесь лет пятьсот никто не живет, кроме призраков и восковых фигур, однако вот — полюбуйтесь! — на площадях играют дети, гондольеры гоняют на набережной мяч, а между домами натянуты веревки с мокрыми простынями. У меня такое впечатление, что с тем же успехом можно было бы развернуть походную палатку в Лувре. Я размышляю о том, что в жизни не всегда все можно подогнать друг к другу, как в конструкторе «Лего», а Мурка с Мышкой тем временем тянут меня за рукав. Им надо срочно где-нибудь опуститься и чем-нибудь подкрепиться.

Мы спускаемся с моста и бредем к площади Сан-Марко. На площади Сан-Марко примерно поровну голубей и туристов. Первые вызывают брезгливую гримаску у Мурки. Она считает их разносчиками заразы и никогда не подкармливает. Вторые вызывают тихий ужас у Мышки. Ей кажется, что сейчас нас затолкают, а в кафе нам не хватит кофе и пирожных. Мы опускаемся в плетеные кресла перед кафе «Флориан». Это самое дорогое кафе в мире. Но мы с Мышкой этого не знаем. А Мурка знает. Только нам не говорит. Мурка сидит в позе белогвардейца на допросе красного командира — развалившись и положив одну толстенькую ножку на другую. И курит вонючие коричневые сигаретки. Официант приносит меню. Я смотрю в меню, и холодная лапа ужаса сжимает мое сердце. Мышка смотрит в меню, и по ее аристократической носяре ползет капля пота. Мурка смотрит в меню и недовольно хмурится: ей там чего-то недостает.

— Ну что, девочки, каждая за себя? — неуверенно вякает Мышка.

— Нет, каждая за меня, — быстренько реагирует Мурка.

Мышка бледнеет.

На маленькой сцене перед кафе усаживается оркестрик. Настраиваются скрипочки, налаживается контрабас, первые такты какой-то оперной арии спугивают нахальных голубей. Что это за ария, мы понятия не имеем. Но это неважно. Важно то, что мы сидим на площади Сан-Марко в самом дорогом кафе мира, ждем шампанское «Асти Мондоро» и лично для нас маленький оркестрик из четырех человек играет оперные арии.

Открывается дверь кафе, и на сцену выходит долговязый молодой человек во фраке. Он широко разевает рот, как полудохлая рыбина, разводит руками и издает звуки, отдаленно напоминающие мяуканье Мышкиного кота Коточки в минуты половой активности. Голова у молодого человека длинная и похожа на бочонок от настольной игры «Лото». Волосы прилизаны и смазаны чем-то жирным. Плечики узкие и располагаются на ширине бедер, что удивительным образом делает его похожим на веревку. Но Мурка не видит столь очевидных огрешностей его экстерьера. Мурка млеет. Она расползается на стуле, как вишневое желе, и все зазывней покачивает толстенькой ножкой. Молодой человек, видя игру страсти на ее хомячьей мордочке, делает изящный шаг к нашему столику. Потом еще один и еще… Теперь он поет, глядя Мурке прямо в глаза.

— Челентано! — в восторге шепчет она. — Чистый Челентано!