Комедия дель арте - Ольга Шумяцкая (2004)

— Нет-нет! — отвечает Мурка, и кажется, что в ее голос положили весь наличный запас сахара небольшого супермаркета на 2000 квадратных метров. — Ну что вы! Рюкзак можно потом.

— Нельзя! — говорит чиновник, и в голосе его слышится поступь каменного гостя. — Как же вы без рюкзака!

Мурка кручинится.

— Ну, как-нибудь, — неуверенно говорит она, и голос ее дрожит. — Я уже привыкла к разлуке. И путешествовать, знаете ли, как-то удобнее налегке.

Но чиновник неумолим.

— Не положено! — И в голосе его слышится поступь медного всадника. — Сначала вещи отдаем, потом принимаем!

Мы с Мышкой недоуменно переглядываемся. Мы никак не ожидали такой резкой смены политики. Видимо, чиновник всерьез решил не связываться с Мурой.

Мурка задумывается.

— А если… — Она наклоняется к чиновнику и фамильярно треплет его за ухом. — Я вас отблагодарю… — И выжидательно смотрит ему в глаза.

— Как? — теряется чиновник.

— Как хотите, — говорит Мурка, намекая сразу на все.

И тут с чиновником начинают происходить страшные метаморфозы. Он багровеет, бледнеет, зеленеет и покрывается легкой синеватой испариной. На лице его отражается гамма сложносочиненных чувств — от испуга до возмущения, от растерянности до злости.

— Синьора, кажется, не понимает, — ледяным тоном говорит он. — Я при исполнении служебных обязанностей. То, что вы предлагаете, оскорбляет меня как государственного служащего!

Надо сказать, что синьора действительно не понимает. Синьоре кажется, что небольшая дружеская благодарность, выраженная в умеренном количестве денежных знаков, никоим образом не может оскорбить государственного служащего, а совсем наоборот. Синьора встает со стула. Зеленый ситцевый хвостик, которым подпоясаны ее штаны, встает дыбом.

— Бери чемодан! — тихо, но внятно произносит синьора с явной угрозой в голосе.

— Не возьму! — так же тихо, но внятно отвечает чиновник.

— Возьмешь!

— Не возьму!

Чиновник тоже поднимается со стула и начинает наступать на нас, тесня к выходу. У дверей он делает резкое неожиданное движение, распахивает дверь, ударом плеча выпихивает нас в коридор и захлопывает дверь. Мы слышим скрежет задвигаемой щеколды и раскаты дьявольского хохота. Мурка стоит со своим чемоданом. На лице ее — ослиное упрямство.

— Оставлю чемодан у него под дверью! — угрюмо бубнит она. — Пусть потом расхлебывает!

— Нельзя, Мура! — уговариваем ее мы с Мышкой. — Чемодан чужой, его, наверное, ищут. Надо его оформить как полагается.

— Оформлять не дам! — бубнит Мурка. — Пусть тогда рюкзак отдают!

— Мур, — говорю я строго, — ты определись, чего ты хочешь. Если ты хочешь получить рюкзак, то зачем оставлять чемодан под дверью? А если ты хочешь избавиться от чемодана, то почему бы его не оформить?

— Мопс. — Мурка печально улыбается, в голосе ее слышна грусть. — Мы с тобой знакомы тридцать лет. Неужели ты не поняла, чего я хочу?

— Нет, — честно отвечаю я.

История с чемоданом и рюкзаком за тридцать лет случается с нами впервые.

— Я, Мопс, хочу всего сразу.

Кто бы мог ожидать от Мурки таких глубин самопознания!

— Тогда ты не получишь ничего, — говорю я, и это чистая правда.

С чемоданом под мышкой мы волочемся обратно в гостиницу. Чиполлино за своей стойкой беседует с ощипанной американкой, похожей на тощего цыпленка из советской кулинарии. Он пишет ей что-то на бумажке и, подавая эту бумажку, тихонько пожимает руку. Я вздрагиваю. Это Чиполлино! Мой Чиполлино! Тот Чиполлино, с которым я провела упоительную ночь! Мужчина, поведавший мне всю свою жизнь! Конечно, под прикрытием Большого Интеллектуала я немножко расслабилась и забыла о том, что на свете существует мужское коварство. Тем ужасней встреча с реальностью. Чиполлино меня не любит. Вернее, он любит меня только как клиента.