Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

В тот вечер, пока Уильям занимается накопившейся корреспонденцией, остальные домочадцы стараются восстановить нормальный ход жизни.

За другой дверью, дальше на площадке, Конфетка отказалась, как можно любезнее, от предложения Розы уложить Софи в постель. Вместо этого Конфетка просит принести ей в комнату таз горячей воды – просьба, которая даже понятна Розе. Вид у мисс Конфетт такой, будто ее протащили сквозь живую изгородь.

Это был долгий, долгий, долгий день. Боже мой, как человек может быть так нечувствителен к нуждам других? Безжалостно не замечая, как Конфетка и Софи рвутся домой, Уильям невыносимо длил экскурсию. Сначала ленч в ресторане на Стренде, где от жары и духоты Конфетка едва не упала в обморок, да еще была вынуждена есть баранью отбивную с кровью, которую Уильям, бывавший здесь раньше, рекомендовал как «божественную», затем – к перчаточнику, оттуда – к другому перчаточнику, поскольку первый не смог подобрать для Софи достаточно мягкую лайку; потом поездка к башмачнику: там Уильям наконец был вознагражден улыбкой дочери, когда она поднялась на ноги в новых башмаках и сделала три шага к зеркалу. Если бы он на этом и остановился! Но нет, обрадованный этой улыбкой, он повез Софи к Берри и Радду, виноторговцам на Джеймс-стрит, чтобы она взвесилась на тамошних громадных весах.

– Шесть поколений царствующих особ Англии и Франции взвешивались на этих весах, Софи! – сказал он дочери, а владельцы хитро усмехались издалека. – Эти весы предназначены только для важных персон!

И в качестве заключительного удовольствия – обещанная кульминация дня: кондитерская Локхарта.

– Какую славную троицу мы составляем сегодня! – провозгласил Уильям, став на миг точной копией собственного отца на Рождество, опасно раздутого дружелюбием. И пока Софи была занята серьезным изучением десертного меню размером в половину ее роста, наклонился к уху Конфетки:

– Ну что, сейчас она довольна?

– Очень довольна, – ответила Конфетка, которая только сейчас, подавшись вперед на стуле, почувствовала резкую боль и поняла, что волоски гениталий и панталоны склеены засохшей кровью. – Но я думаю, что ей хватит.

– Хватит чего?

– Удовольствий на один день.

Хождение по мукам не сразу кончилось, даже когда они вернулись домой. Совершенно так же, как после первого выезда Софи в город несколько недель назад, девочку вырвало смесью какао, пирожных и непереваренного обеда, а за рвотой последовали неизбежные слезы.

– Вы уверены, мисс Конфетт, – спросила Роза перед сном, – что вам не требуется моя помощь?

– Спасибо, Роза, ничего не нужно.

А затем – наконец – через семь часов и сорок минут после того, как Конфетка упала с забрызганного кровью унитаза на пол сортира «Мыловаренной фабрики Рэкхэма», она и Софи могут лечь в постель.

Конфетка может только подержать ночную рубашку Софи и подать ее девочке, больше ничего. Она тяжело опирается на кровать, пока Софи раздевается и ложится.

– Я вам очень благодарна, Софи, – хрипло говорит она, – вы моя маленькая спасительница.

И едва эти слова слетают с ее губ, начинает презирать себя за то, что так небрежно отозвалась об отваге ребенка. Снисходительно, как мог бы сказать Уильям, будто Софи – умненькая собачонка, проделавшая занятный фокус.

Софи опускает голову на подушку. Щеки у нее в пятнах от изнеможения, нос сильно покраснел. Она даже не помолилась на ночь.

– Что такое «идиотка», мисс?

Конфетка гладит Софи по волосам, отводя их с горячего лба.

– Человек, который чрезвычайно глуп.

Ей мучительно хочется задать Софи свои вопросы: «Ты заглядывала в унитаз, прежде чем дернуть за цепь и спустить воду? Что ты там видела?» – но она удерживается.

– Ваш отец не хотел сказать это о вас, – говорит Конфетка. – Он просто сердился. И плохо чувствовал себя.