Доля ангелов - Марина Юденич (2004)

Если все — продолжаю я мысленно итожить продуманное и пережитое ночью — истолковано мной верно. Загадочный замок, расположенный, вероятно, во Франции, действительно открыл Антону нечто. Сыграл неизвестную, но, бесспорно, решающую роль — это место следует найти.

Как минимум.

Как максимум — понять, что именно там произошло. Чем обернулось для Антона.

Вопрос — зачем? — отчетливо повисает в воздухе.

К нему, однако, я готова вполне, в запасе не один — сразу несколько ответов.

Во-первых, это «что-то» может оказаться важным и для меня. Недаром так долго существовали бок о бок, неразделимые, как сиамские близнецы. И — кто его знает? — возможно, до сих пор неразделенные.

Во-вторых, монотонное течение времени, заполненное работой — тупой, скучной, унизительной, скорбный финал которой хорошо известен, — начинает изрядно тяготить. Самоубийство, разнесенное во времени. Смертельная доза яда, хладнокровно разделенная на порции, принимать которые следует ежедневно, притом — прилюдно. И — с комментариями. Вот что это такое. Речь, разумеется, идет не о смерти физической. Но — социальной, финансовой, личностной, в конце концов. Тот, кто станет утверждать: несравнимы, бесконечно далеки эти понятия, — либо лжет ради красного словца, либо искренне заблуждается, потому как никогда ничего подобного не испытывал и даже не наблюдал с близкого расстояния. И храни его от этого Господь!

Я ухожу из привычной жизни медленно. Размеренно, капля за каплей, глотая отравленное питье.

Чувствую, как яд растекается по телу.

Отступают, теряются люди — размыкаются круги, сначала ближний, потом следующий, привычный и тоже приятный. За ними — неизвестная, неприветливая человеческая масса. Толпа.

Недоступными — исподволь, постепенно и навсегда — становятся привычные вещи. Отодвигаясь в пространстве и времени, растворяются в виртуальной — теперь для меня — бесконечности нарядных витрин и глянцевых страниц.

Привычки, отказ от которых причиняет боль. Настоящую. Будто отняли палец, рубанули безжалостно тесаком. Кровоточащую культю не прихватили даже грязной тряпицей. Больно нечеловечески. И страшно.

Так противно живу, раздавая долги, искупая — по мере сил и возможностей — Антоново зло.

Так живу, понимая, что силы на исходе, потому прежде всего, что совершенно непонятно — зачем терпеть, тащить на себе ношу чужих грехов? Во имя чего? Что потом?

Желанная — вожделенная даже — некогда свобода. И — что?..

Увещеваю себя, конечно. Убеждаю. Взываю к разуму. Дескать, главное — жива, здорова, относительно молода… И далее про судьбу, которая, возможно, еще повернется когда-нибудь светлым ликом. Сложится как-никак.

Все, однако ж, теория.

Здесь — другое. Не практика, возможно, но вероятность конкретного события, интрига, действо. К добру ли, к худу ли — в этой истории не суть. Пусть бы и к худу, но всяко-разно не тихое, безропотное самоубийство, иезуитски разнесенное во времени. Тот самый, возможно, поворот судьбы.

Не проскочить бы, тупо следуя по главной дороге. Где дорожные указатели напоминают одно и то же: «Чудес не бывает». На каждом километре.

Не проскочу.

Чистый лист бумаги передо мной. На нем четким почерком записной отличницы излагаю нечто, отдаленно напоминающее план действий.

Довольно странный — если судить, руководствуясь формальной логикой.

Теперь, впрочем, не до нее.

Выходит следующее.

1. D’Azay — полная информация.

2. Поездки Антона за последний год.

3. Люди:

— Птаха

— Гена

— девица

— психоаналитик (хороший)

— туроператор

— специалист по паранормальным явлениям — (?)

Выходит совсем не сложно и — если не случится никаких неожиданных открытий — займет немного времени.

По крайней мере будет чем отвлечься, принимая очередную порцию яда.