Осенние звёзды - Ольга Бенуа, Ирина Мосман (2014)

— Так, может, это Ларискин хахаль. Я б эту Лариску и таких, как она, за сто первый километр. Вечно воду мутят, сами не живут и других нормальных с панталыку сбивают. Вот что твоей матери надо? Знаешь, как говорят, в женщине должна быть изюминка, а в твоей матери кило сухофруктов и еще грецкие орехи в довесок, — Николай начинал заводиться. — Все имеет, так нет, ей, видите ли, луну и скамейку подавай. Французский учить стала на старости лет. Хотел приятное сделать, похвалил как-то ужин, макароны «по-флотски» были. Куда там! Оказалось, это «паста карбонара». Все с подвывертом у нее теперь.

— Пап, а может, мне жениться? Отвлечем ее.

— Нет, сынок, поверь моему горькому опыту: золушки превращаются в старых, толстых, скаредных и вечно недовольных брюзжащих фей.

— А я сразу на фее с двумя детьми, чтоб у матери одним ударом и внуки, и невестка. Или, может, тебе на работе коллеги или знакомые пару киндеров выдадут на субботу-воскресенье?

— Точно, одним ударом: инфаркт с инсультом. Какие детки на выходные? Может, нам еще усыновить кого?

— А что, неплохая идея. Мама как-то говорила, что хочет маленького, что я уже большой. Вспоминала, как варила для меня бульон, когда я болел, кипятила молоко с медом.

— Это в каком году было-то? И если маме не за кем ухаживать, то она может обо мне заботиться, — сквозь зубы процедил Николай, заворачивая на стоянку около дома.

К счастью, лампочка Эдиссона освещала как окна дома, так и подъезд. Николай вздохнул, мысль в очередной раз совершить восхождение на девятый этаж наводила на идею ночевки в машине. Светланы дома не было, часы показывали 23:00.

— Интересно, и где это мадам Баттерфляй шляется по ночам? — Николай заметил отсутствие плаща жены на вешалке. — Сынок, — обратился он к Илье, который уже скрылся в своей комнате, — может, еще по баночке, перед сном? Видать, мать бросила нас, мы теперь холостуем, — грустно закончил он, снимая ботинки, аккуратно помещая их напротив шкафа для обуви. — Где ты там? — Николай прошел на балкон, не сняв куртки и шарфа, достал из оставленного второпях пакета несколько банок пива.

— Здесь я, не кричи.

Николай уселся на кухне:

— Давай, сынок, за нашу победу!

— И за прошедший День космонавтики!

— Точно! Вчера же было двенадцатое апреля, — вспомнил Николай, вечно забывавший число и день недели. — Только сейчас понял, почему в доме напротив всю ночь на крыше жарили шашлыки и пели «Земля в иллюминаторе».

Илья положил на стол пачку сигарет и маленький целлофановый пакетик, сел напротив.

— Ты вроде не куришь.

— Не-а, не курю — балуюсь, — отозвался отпрыск.

— Говорил матери, что ее дымление до добра не доведет. У курящих родителей всегда дети к табаку тянутся.

— Пап, я не ребенок, и это травка, а не сигареты.

— Чего? — Николай насупил брови, прикидывая, стоит ли изображать праведный гнев.

— Ну, че ты, бать, как не родной?

— Понятно, мать в загул, сын — наркоман, обалденная семейка, — он с силой открыл новую банку пива, и пена полилась на стол.

— Да ладно, не бубни, как старый дед. Помнишь, что сам рассказывал? — сын встал и принес рулон бумажных полотенец.

— Ты с меня в хорошем пример бери. Я в институте по семь лет штаны не просиживал, — ворчал Николай, размазывая пиво по столу.

Бумага впитывала напиток и, деформируясь в руке, собиралась в мокрый темный комок. Поленившись идти к мусорному ведру, Николай забросил разбухшее полотенце в раковину.

— Какой бросок! Учись, студент, — не удержался он от комментария.

— Блин, бать, такой вечер, а ты, как мать, начинаешь с лекциями на тему.

— Ладно, давай вспомним молодость, — сдался Николай, решив, что достаточно сделал для воспитания сына. — Чего я, действительно. У самого от Светкиных разговоров скулы сводит… Только ты это…

— Да знаю я, пап, знаю, мне же не пятнадцать лет.