Осенние звёзды - Ольга Бенуа, Ирина Мосман (2014)

Приехав домой, Лариса приняла успокоительное и отправилась в ванную снимать макияж. Глядя в зеркало, думала, как неумолимо она стареет. Физически ощущая, как часы отсчитывают время, она прикидывала, сколько ей осталось продержаться, не сдавая позиции. Пять, десять, пятнадцать лет, а что потом? Показавшиеся на верхней губе пигментные пятна Лариса называла трупными. Подруги не знали — год назад она ездила в Москву, якобы встречаться с владельцем, а на самом деле сделала пластику век. Вернувшись, две недели рассказывала о поздних совещаниях, бессоннице, плохой столичной погоде, избегая встречаться с подругами и маскируя синяки. Через какое-то время, «отдохнув», «приведя себя в порядок», Лариса расцвела, и все признали, что выглядит она замечательно. Почему она не сказала подругам, она и сама не знала.

ГЛАВА 44

Сказались волнения последних недель. Пережив ссору с дочерью и переволновавшись из-за подруг, Валентина чувствовала себя неважно, но наотрез отказывалась «полежать» в частной клинике. Свято веря в бесплатную медицину, она считала, что хорошие врачи работают из чувства долга, а не ради наживы. Дочь, конечно, разнервничалась, начала рассказывать ужасы про ампутированные ноги вместо рук, перепутанные бирки с полом у новорожденных, но на выручку неожиданно пришел зять, спокойно объяснив разбушевавшейся жене, что мамулю кладут для профилактики в отделение санаторного типа, где только осмотр, процедуры и никаких обрезаний, пошутил он. Войдя в палату, рассчитанную на четыре человеко-койки, Эльвира признала, что ни в коридоре, ни в комнате люди не лежали друг у друга на головах, как в дореволюционные времена в тифозных бараках, а мухи не роились над кроватями. Чисто и довольно уютно. Веселенькие занавесочки на новых евроокнах, тумбочка и даже старенький холодильник делали палату похожей на номер в отеле для человека неизбалованного, но любящего чистоту и порядок. Три кровати были разобраны. Четвертая была застелена белым, как вафельное полотенце, покрывалом, а подушка стояла углом, как в пионерлагере. Палата была пуста.

— Больные на процедурах, — сообщила сестра-хозяйка, передавая Валентине комплект полотенец.

Торжественно пообещав звонить после каждого посещения врача и передавать сводки о здоровье, Валентина отправила своих до дома, до хаты, а сама прилегла на кровать.

С дочерью они помирились на удивление быстро. Алексей, относившийся к теще с глубоким уважением, поговорил с Элей, упрекнув за неуместный, как он выразился, «coming out». Эльвире и без того было стыдно. Кроме того, приглашая няню, бедная девочка представляла себе даму возраста своей мамы, с детской наивностью полагая, что кто платит, тот и музыку заказывает. Реальность разочаровывала. Гувернантки, молодые интересные женщины в хорошей физической форме, подчеркнутой английским костюмом, были далеки от литературного образа крепостной Арины Родионовны, кланяющейся в ноги своей барыне. Остановив свой выбор на одной из них, Эльвира почувствовала себя не в своей тарелке, слегка побаиваясь новоявленную фрекен Бок. Гувернантка, присланная элитным агентством, выполняла свою работу: воспитывала детей и попутно домочадцев. Осознав, что она теряет последние позиции в собственном доме, оставляет деревню за деревней, Эльвира появилась в родительском гнезде с предложением об окончании военных действий. По вопросам питания и здорового образа жизни она не уступила ни пяди, продолжая обеспечивать семью подножным кормом. Семья отнеслась с пониманием, уважая право каждого человека на самовыражение. С передачей воспитательных функций бабушке и дедушке пришлось повременить, поскольку Валентина выглядела неважно, и Эльвира с Михаилом уговорили ее обследоваться.

Проснулась Валентина от тихого разговора. Прислушалась.